Мы проснёмся почти забытыми

Мы проснёмся почти забытыми, выпьем кофе, остывший с вечера, лунный свет (для иных – бессонница) заливается под порог, щели в окнах покрылись инеем, словом, больше здесь делать нечего.

 

Говорил – сохраню это солнце я, но тебя уберечь не мог.

 

Здесь останется недосказанность, когда ты, в чём-то светло-клетчатом, заберёшь всё бруснично-чайное и шагнёшь в полутёмный свет, мир всё тот же (но только с разницей – я какой-то в нём покалеченный). Разве может что быть печальнее, чем морозность, которой нет? Выхожу в снегопад на улицу и иду до ближайшей станции, мне, пожалуйста, на конечную, если можно, в один конец. Утро в стёкла туманно жмурится, город мокрый и дымно-глянцевый.

 

Я ищу тебя первой встречною, чтоб сказать – не забыт, не весь. Чтоб сказать – просыпайся вовремя, не дружи со своей бессонницей, береги себя, как хотел бы я, и ходи на зелёный свет. Не гуляй по ночному городу, не здоровайся с незнакомцами.

 

Разве может что быть несчастнее – человечность, которой нет?

 

Я бегу по рассветным улицам и ищу тебя незнакомкою, люди, я потерял здесь девушку, кто поможет её найти? Она часто с улыбкой хмурится, на кровати всё вечно скомкано, а ушла в чём-то светло-клетчатом, нам с ней было не по пути. Она часто рисует скетчики, пьёт горячий цикорий с вафлями, она мне показала всё, что я без неё бы не смог узнать: меж людьми всегда тонкой ниточкой воля глупой судьбы заявлена. Слышишь? Я всё зову тебя.

 

И боюсь, что продолжу звать.

 

Мы проснулись почти забытыми.

 

И не кофе, остывший с вечера, разделил этот город стенами, не метель, не февраль, не снег. Ты ушла с листопадом ливневым, с ярко-красной рябинной веточкой (с тем, что я называл Вселенною), мой немыслимый человек, ты ушла, прихватив Медведицу, Южный Крест, миллионы звёздочек, первый ветер последней осени, все осенние миражи. Здесь сегодня пропала девушка, может, люди, такую помните? У неё был с собой поношенный плащ моей неживой души.