СЧАСТЬЕ
У Саида болел зуб. Бывает такая боль, которую терпеть уже невозможно. Саид не смыкал глаз вторую ночь: ходил по комнате, сидел, качаясь из стороны в сторону, иногда ложился, надеясь хоть ненадолго забыться, но тут же вставал — без движения боль становилась просто невыносимой. Анальгин не помогал, водка тоже, а больше лечиться было нечем.
В затуманенной болью голове бродили мысли, которые пугали его, он гнал их и старался представить лица жены и дочерей. Дочки, как всегда, улыбались, а жена глядела печально, словно знала о его беде. Саид твердил себе: надо терпеть! Терпеть хотя бы ради них! И он терпел боль, как уже два года терпел казарменный быт, скверную пищу, непривычный климат... Но сейчас терпению приходил конец.
Старясь не шуметь, чтобы не разбудить сожителей, Саид отпер дверь и вышел на улицу. Предутренняя серость уже съела тьму, приближался новый день, ничего хорошего он не сулил. Держась за щёку, Саид смотрел на низкое хмурое небо и вдруг вспомнил, как начинается день у него на родине: нет этих долгих бесцветных сумерек, ночь исчезает сразу, как только из-за гор появляется солнце. Только что мерцали над головой мохнатые звёзды, и вот уже золотом горят снеговые вершины, солнце припекает, а над головой — небо! Высокое, ровное, чистое! И синее! Синее, как… Как небо, потому что ничего синее в мире нет!
…А здесь небо вечно в облаках, да и его заслоняют громады домов; много людей, машин, и никому ни до кого нет дела. Саида прохватила дрожь — в воздухе висела изморось, было зябко, сыро, как поздней осенью. «Уже середина марта… — подумал Саид. — У нас абрикос цветет…»
И боль сильнее, чем зубная, вдруг схватила его за сердце. Он застонал и с трудом удержался от того, чтоб не удариться головой о стену. «Зачем я здесь? Кто я такой? Кому я сделал плохо? Почему на меня смотрят, как на заразного? Мету улицы, ворочаю камни, подстригаю деревья, делаю их город чистым, а они говорят: чурка! Я разве так хотел жить? А что впереди?» Ответа на эти вопросы не было. Была только боль и тоска.
Клиника находилась неподалеку, но у Саида не было прописки, не было полиса, не было денег... И всё-таки он пошёл, ни на что не надеясь, просто потому что надо было куда-то идти и что-то делать. Он даже не занял очередь, просто сел на свободный стул и уставился в стену напротив, сжав зубы и чувствуя на себе неприязненные взгляды. Ему было стыдно своих загрубелых рук, синей щетины на щеках и видавшей виды куртки. Он понимал, что ему здесь не место и люди из очереди с облегчением вздохнут, когда он уйдет. Но сидел, ожидая сам не зная чего. Разве что чуда...
И чудо произошло. Дверь внезапно распахнулась, из кабинета вырвались громкие голоса, смех. В коридор вышла врач — высокая, полная, ярко накрашенная женщина в белом халате, на её лице ещё играла улыбка. Она погасила её, равнодушно оглядела собравшихся, на мгновенье задержалась взглядом на Саиде. Потом громко сказала:
— Проходи, молодой человек!
Он даже не понял, что она обращается к нему, а когда понял, вскочил, замялся и виновато посмотрел на сидящих.
— Давай, давай! Смелее! — скомандовала врач и, пока он пересекал приемную, стояла, держась за ручку двери, и невозмутимо глядела поверх оцепеневшей очереди в окно из-под тяжёлых синих век.
. . .
Через полчаса боли не было. Не было и зуба. Саид спал, обняв подушку. Он был счастлив. Ещё три кровати в небольшой однокомнатной квартире были аккуратно застелены. Товарищи Саида давно работали — огромный город не мог обойтись без их привычных к любой работе рук.
