Этот Город, как Лондон, до омерзения сер. И простой обыватель, и мэр, и мальчишка, чьи пальцы пропитаны ваксою до костей, с Этим Городом на ножах, и не очень-то ждут хороших вестей.

 

В Этом Городе, собственно, то же, что в остальных, но, будто бы отрицая родственную свою схожесть с другими, он сник и нахмурился тучами, смогом и сигаретным дымом. Его улицы, как пустыни, пусты и непроходимы. Каждый дом здесь фундаментом впился до трещин в исхудалые мостовые, каждый дом - что гробница, в нём истории, люди и вещи - загробные, чуждые, неживые...

 

Вот проспект. Словно в плед, он укутан в болезненную дремоту, мостовая изрыта, точно оспинами, воронками, но не от мин. Этот Город отыгрывает рэквием по себе, на ходу подбирая ноты, нарочно фальшивит, не попадает с эпохой в такт. Он хочет остаться один.

 

Вот аптека, а подле неё, как и должно, фонарь, хранящий остатки краски, как старушка - свадебную фату. Стены аптеки черны, причиной тому - гарь. Здесь город, вздохнув устало, поставил тактовую черту.

 

Этот Город - чахоточный композитор. Позабытый врачами, оставляет сонаты на обрывках обоев и простынях. Он заходится в кашле, он сбивается с ритма, и аккорды теряются то и дело, запутываясь в бинтах.

 

Если уж болен по собственной воле - об исцелении думать забудь. Когда говорят, мол, один в поле - воин, не представляют, каково - на то поле шагнуть, позади оставляя тёплый очаг и братского чувство плеча, когда сердце и руки - холоднее, чем сталь кровожадная вражеского меча, и лишь слеза горяча.

 

Оборванные провода треплет ветер, словно волос последние клочья. Знак "Осторожно! Дети!", развалившаяся хибара и надпись: "Почта".

 

Средь чудовищ, пожирающих жизни бессчётным количеством пастей парадных, чего, Позабытый Город, ты стоишь, в страдании своём безымянный? Отчего, обескровленный лунным светом, в улыбку бессильную кривишь бесплодной ты устье реки? Почему лежишь, точно упавший, которому никто не подаст руки?

 

Улицы обездвиженной тишина в сотый раз сослужила ответом. Хворью лишённый сна, Город не спал.

Без надежды он ждал рассвета.