Шокspear
В качестве иллюстрации: работа израйлького художника Роя Нахума ( Roy Nachum)
***
Венок сонетов
***
магистрал
Увянут все цветы в саду Эдема.
Забудутся все лучшие стихи.
Из глотки торжествующего мема,
Польются ручейком: "Хи-хи, хи-хи"
Он нам покажет острый клык и когти,
Поддакивая самой важной птице.
Из мякоти мозгов взбивая соки,
Вдруг затоскует по домашней пицце.
Та птица на хвосте расправит перья.
И в отраженье, красотой любуясь.
Вновь скажет, что стараниям не верит.
И зад отклячит, пёстро протестуя.
Кричали: "Браво! Бис!" Чумной народ.
И "Отче Наш" - читал наоборот.
I
Увянут все цветы в саду Эдема.
Несовершенства страшные грехи -
Кощунственной любви мифологема,
Авторитетов лёгкие штрихи.
И в отраженьи искаженных масок,
Проступят вдруг знакомые черты.
Герои наших старых, мудрых сказок,
Где персонажем главным станешь ты.
И, испугавшись этих воплощений,
Где гость в личине естества предстал,
Поймёшь, злодею мимолётный гений
Звезду сорвать с небес не обещал.
Грехи послушны станут и тихи.
Забудутся все лучшие стихи.
II
Забудутся все лучшие стихи.
Сотрутся все картины мирозданья.
И рыцари, что бравы и лихи,
Рассыпятся, как ветхие преданья.
На ложе из струящихся волос,
Прекрасная царевна почивает.
А на лужайке круторогих коз,
Поэт средневековый выпасает.
И слов его струится ручеёк.
И звуком поднимается чудесным.
Всё, что сейчас он вслух произнесёт,
Сквозь сон, прольётся долгожданной песней.
Поэзии душа - мифологема
Из глотки торжествующего мема.
III
Из глотки торжествующего мема,
Под перезвон крылатых облаков,
Поэзия парит, как эпистема,
Плетёт советы из тугих оков.
Терзает тонким голосом жалейки,
Подбрасывает угли на огонь,
И души там пекутся, словно стейки,
И издают горелой плоти вонь.
В душевной экзальтации страдают,
Искусство проклиная быть людьми.
Прослойки человечности их тают,
Как соус, оседая на любви.
Но вскоре, как бы ни были плохи,
Польются ручейком: "Хи-хи, хи-хи..."
IV
Польются ручейком: "Хи-хи, хи-хи..."
И снизойдут пустые поученья.
Что, дескать, все стихи твои глухи,
Но рвение, достойно уваженья.
И по слогам ошибки разобрав,
Тебе укажут угол твой, и место.
И удалятся, носик свой задрав.
Вновь дав понять тебе, что судят честно.
А кто их об услуге той просил?
Кто умолял над личностью глумиться?
Но им дано от Бога много сил,
И наглости, чтобы в верхи пробиться.
Терпеть теперь несдержанность извольте.
Он нам покажет острый клык и когти.
V
Он нам покажет острый клык и когти.
Другой обломлен, но не в этом суть.
По жизни умник сей кусает локти,
Но убеждён, в наставничестве путь.
Его стезя и тайное призванье:
Вставлять ума и исправлять ошибки.
Культ хвастовства и самолюбованья,
С лица не вытирая шрам улыбки.
За деланной гримасой благочестья,
Оскал давно не кормленной гиены.
В затылок шумный выстрел из винчестера,
Чтоб в удобренье превратились гены.
Толпятся в знак согласья проходимцы,
Поддакивая самой важной птице.
VI
Поддакивая самой важной птице,
Все норовят от славы отщипнуть.
Тот эталон, к которому стремиться.
Та красота, с которой не уснуть.
И впавших глаз белёсые озёра,
Таращатся из глубины души.
И плеч костлявых вычурная проза,
И узких рук кривые палаши.
И рот полуоткрытый - щель проклятья.
Жеребчатых зубищей частокол.
Пугают неизбежностью объятья,
Училки, что в дневник поставит кол.
И мнёт грудей озябших артишоки,
Из мякоти мозгов взбивая соки.
VII
Из мякоти мозгов взбивая соки,
Она готова лекции читать.
На курсы не деля, и на потоки,
Всем мастер-класс способна преподать.
И в морду ткнуть своею твёрдой формой,
Сонетом по мусалам зазвездить.
Любое отклонение - здесь норма.
Она ведь знает: "Мамку разъедрить!"
Она венок сонетов вам подарит.
Всё для того, чтоб Вас обогатить.
И "отгоргонит" и "отскипидарит" -
Поэзия, как нефть внутри горит.
И глядя на филеи ученицы,
Вдруг затоскует по домашней пицце.
VIII
Вдруг затоскует по домашней пицце.
Поставит Музу в пыльный уголок.
Который день шашлык румяный снится,
И не проходит в горлышко глоток.
Как петушок не может кукарекать
С зерном, что стало горлу поперёк.
Как бегуну нельзя сойти с забега...
Как слов не заберёт назад пророк...
Так невозможно не писать поэту
И ветром фраз просвистывать умы,
С условием, что даже в форме бреда
Его стихи кому-нибудь нужны.
Отбросив все дурные суеверья,
Та птица на хвосте расправит перья.
IX
Та птица на хвосте расправит перья,
И заорёт, так громко, как умеет.
О дарованьи голоса безмерном.
О том, что промолчать, увы, не смеет.
И разнесётся вестью по базару:
Пожаловала оперная дива.
Даёт концерт, но дар эпистолярный,
Её портрет в сети рисует живо.
И в переписке так красноречива,
Хотя хитрит и буквы пропускает.
Но смотришь, а она уж настрочила,
Так много, что за день не прочитаешь.
Сама с собой в запале соревнуясь,
И в отраженье красотой любуясь.
X
И в отраженье красотой любуясь,
Вдруг замечает пагубный изъян.
Что на базаре, день и ночь торгуясь,
Совсем не лучше группы обезьян.
Но, обменявшись парой комплиментов,
Построить рожи каждый очень рад.
И исчерпав запасы экскрементов.
На всех углах показывают зад.
Характер этих творческих союзов,
Где "рукомойство" во главе угла.
И каждый педагог ведущих ВУЗов,
В прямом эфире с ночи до утра.
Но кто заслуги все её измерит,
Вновь скажет, что стараниям не верит.
XI
Вновь скажет, что стараниям не верит.
Решит пугнуть коронным: "Ухожу!"
И напоследок гулко хлопнув дверью,
На голову натянет паранджу.
Страдая, как ведущая актриса,
Подогревает жгучий интерес.
Куда пропала чудо-поэтесса?
Кто допустил сей пагубный эксцесс?
А поэтесса под личиной клонов
Активно практикуется в речах.
Для избранных не писаны законы,
И нет ограничений в мелочах.
Так в ссылке от обиды негодует.
И зад отклячит, пёстро протестуя.
XII
И зад отклячит, пёстро протестуя.
И в позу встанет, дескать, Я не Я.
От гения всех бездарей продует.
Начнут чихать, от словесей пьяня.
Какое чудо эти ваши вирши!
Какая сила древних архетипов!
В ней столько для умов ученых пищи.
И каждый стих - отдельный труд Сизифов.
Вы право, нас так сильно удивили,
И достучались вглубь людского сердца.
А всех врагов, так наповал убили.
Оправданы метафоры и средства.
Торжествовали, с уст струился мёд.
Кричали: "Браво! Бис!" Чумной народ.
XIII
Кричали: "Браво! Бис!" Чумной народ.
Крылатым фразам крылья обрывали.
И каждый был не гений, а урод.
Еще бы, их ни раз уж предавали.
Бунт начинался с глупого словца.
И бился вестью гадкою о стёкла.
А дальше все хватались за гребца,
Просили, чтобы налегал на вёсла.
Слепой же видел только темноту.
А слышать, вопли зрячих не давали.
И власть отдав блохастому коту,
Способности к искусству все пропали.
Был Сад Искусств - поэзы проклят рот,
И "Отче Наш" - читал наоборот...
XIV
И "Отче Наш" - читал наоборот...
Скрижали чести грязью попирая.
Стен храма разрушая светлый свод,
Толпа глупцов ладони потирает.
Нет хуже, чем сообщество творцов,
Которые в себе убили Бога,
Забыли имена своих отцов,
К святым себя причислили до срока.
Не замечают ничего вокруг.
Давно исчезли из реальной жизни.
Используют слова, как жесткий кнут,
Чтоб им хлестать, как проливные ливни.
Поэзия - не формула, ни схема.
Увянут все цветы в саду Эдема.
магистрал
Увянут все цветы в саду Эдема.
Забудутся все лучшие стихи.
Из глотки торжествующего мема,
Польются ручейком: "Хи-хи, хи-хи"
Он нам покажет острый клык и когти,
Поддакивая самой важной птице.
Из мякоти мозгов взбивая соки,
Вдруг затоскует по домашней пицце.
Та птица на хвосте расправит перья.
И в отраженье, красотой любуясь.
Вновь скажет, что стараниям не верит.
И зад отклячит, пёстро протестуя.
Кричали: "Браво! Бис!" Чумной народ.
И "Отче Наш" - читал наоборот.
***
12.04.17.
**********************************************
