Только горы
Скалы возвышались прямо перед глазами. Прозрачные стеклышки снега сияли на солнце, похрустывая под лыжами. Какой чистый воздух! Да, именно здесь и напишутся самые лучшие, самые чистые стихи! Именно здесь и настигнет пресловутое вдохновение, за которым поэты гоняются резвей, чем натуралист за бабочкой. И этот кудрявый юноша по имени Глеб, забираясь все выше и выше, надеялся найти его. На каждом уступе он доставал из портфеля лист бумаги, перо и застывал в ожидании строк. Но то ли музы на своем Парнасе совсем обленились, то ли снег был какой-то не поэтический, листок по-прежнему оставался пустым. Дело шло к вечеру, и паренек, разочаровавшись, стал спускаться. Неожиданно слабые дневные завихрения превратились в неистовый снежный ураган, который сорвал с головы юноши шапку с желтым помпоном. Спустя некоторое время буря одолела сопротивлявшегося паренька, он понесся вниз и провалился в темноту….
Очнувшись, юноша обнаружил, что очутился в маленькой хижине. Он стал озираться по сторонам и вдруг увидел нечто. Оно воссияло с одной из стен немигающим глазом и повергло парня в состояние дикого ужаса. Мерлинова борода, что это!? Это плащ шамана, увенчанный черепом клыкастой собаки. Первые минут двадцать юноше казалось, что он оторвется от стены, подлетит к нему и откусит руку. Но потом, смирившись с неизбежным присутствием артефакта, Глеб начал осваивать временное жилище. Первым делом он разжег костер, пустив на это дело листы со своими драгоценными стихами. Горящая поэзия не слишком-то помогла согреться, и в конце концов юноша натянул на себя шаманский плащ. По жилам поэта растеклось благодатное тепло, а усталые глаза обрели покой. Так Глеб и уснул, склонившись над девственно чистым листом.
Утром паренек принялся приводить свое новое жилище в божеский вид: вычистил снег под окнами, заготовил хворост. Из трубы пошел уютный дымок. Вечером Глеб снова засел за писание, согреваясь горячим отваром из сосновых шишек. Но на помятом листочке кроме нескольких клякс не было ничего вразумительного.
И так было каждый день: Глеб упивался работой, открывая для себя новый мир, совсем отличный от тех изнеженный облаков, в которых он витал до попадания в хижину. Садясь за писание, юноша удовлетворенно шмякался лицом на стол и засыпал.
…На фоне снега отчетливо выделялись рыжие косички. Их обладательница, Анюта, поднималась в гору на лыжах, вдыхая густой, свежайший горный воздух. Вдруг на ветке на ветке одного из деревьев она заметила шапку с желтым помпоном.
– Глееееб! Глееебушка! Где же ты?
Продолжая звать своего благоверного, Аня понеслась вверх. И тут она завопила так, как если бы увидела перед собой гигантского вомбата. Впрочем, повод на самом деле был нехилый: прямо на нее падало высоченное дерево…
Очнулась Анюта в темной хижине. Перед ней горел очаг, поддерживаемый высокой фигурой в плаще. Косички задрожали от страха. Тут фигура повернулась, и Аня узнала в ней…Глеба! Такого родного, такого… Но сейчас он был другим. Потрясенная, Анюта лишилась чувств еще раз.
Этот обморок был значительно короче предыдущего, и через несколько минут она преспокойно сидела за столом напротив Глеба.
– И как же ты тут живешь?
– Ничего. Нормально. Вдохновение здесь сильнее, не то, что ТАМ, внизу.
Нюта недоверчиво посмотрела на листы с кляксами, отхлебнула отвар и, отплевываясь, безапелляционно изрекла:
– Вижу я, как у тебя все нормально! Пьешь какую-то гадость. Да и мрачновато здесь как-то. Значит так! Отныне я буду наводить здесь порядок, а ты давай, пиши, а то вдохновение потеряешь.
Анюта начала драить дом, перемежая свои труды полупросьбами-полуприказами засесть за стихи. В конце концов рвущийся помогать Глеб её совсем достал и она выставила его за дверь:
– Не помогаешь, так хоть под ногами не мешайся!
Обескураженный, Глебка вышел во двор. Кругом спокойно лежал белый-белый снег, хотелось лечь в сугроб, закрыть глаза и лежать, лежать… Попавшиеся на глаза лыжи подсказали другое решение. И вот Глеб уже летит с горы. В легкие ему бьет тугой, хрустально чистый воздух, раскрасневшееся лицо утопает в ветре. Почему, почему он не знал этого раньше?...
Анюта тем временем обнаружила пропажу своего подопечного, вышла крыльцо и ласково-властно прокричала:
– Глеееб! Ты где? Я для кого ужин готовила? Ну-ка, быстро домой!
Но Глеб был уже далеко. Далеко за пределами её понимания, у чистого источника спокойствия…