25.2: §2. "Угроза "выкидыша". Глава двадцать пятая: "Клоп Маяковского". Из книги "Миссия: "Вспомнить Всё!"
Глава двадцать пятая "Клоп Маяковского"
§2. "Угроза "выкидыша"
Последствия нашего выступления имели непредсказуемую перспективу.
Через две недели в перерыве лекции по эпидемиологии доверенное лицо факультетского бюро комсомола, студент нашего потока, растерянно зачитал два противоположных по своему содержанию документа.
Все студенты далеко за пределами нашего потока (санфак других курсов, другие факультеты и даже студенты политеха, инъяза и строительного института) были хорошо осведомлены (или наслышаны) о произошедшем скандале в клубе имени Кринова.
Так что текст оглашённых документов упал на благодатную почву.
Первый документ — Постановление факультетского бюро, гласил : «За попытку показа аморальной сценки на факультетском смотре художественной самодеятельности объявить студенту четвёртого курса санитарно-гигиенического факультета Смородину П.А. выговор».
Второй, нахально передразнивая, противоречил первому: «За активное участие в художественной самодеятельности (и так далее по тексту первого постановления) объявить Смородину П.А. благодарность».
Все, сидевшие на лекции, грохнули мощным залпом смеха!
Я лично видел ноги одного из хохочущих, задранные от неудержимого смеха на парту!
Комсомольский гонец продолжал дезориентированно сличать два постановления одного и того же органа.
Ничего логичного он в них не нашёл.
Они были совершенно противоположными по содержанию!
Я не стал выяснять мотивы происхождения этих взаимоисключающих документов.
Народ, то есть студенты нашего потока, и без того дали категоричную оценку комсомольским крючкотворам.
…Прошло ещё две недели.
Почти зелёная от страха Люба Морозова, имевшая доступ к телам ответственных партийных лиц, сообщила труппе, что, возможно, нас попросят из института: дело дошло до ректората, который полномочен решать судьбу проштрафившихся студентов.
От факультетского бюро дело все эти дни шло по восходящей: бюро комсомола всех инстанций, вплоть до бюро института, — партком института — ректорат.
На всех этих этапах в подробностях разбирали текст и действия актёров 4-го санфака!
Девчонки, которых я завлёк на театральные подмостки и не потрудившиеся хорошенько заучить текст гневно обвиняли меня.
«Ну Смородин, если мы вылетим из института, в который так трудно было попасть, мы тебе устроим!» — угрожали мне девчонки.
О том, что они мне хотели «устроить» в таком случае, приходилось только догадываться…
Удивительно, но ни на одну так называемую «разборку» главного режиссёра и сценариста-постановщика (то есть меня) не приглашали, чтобы выслушать его объяснения!
Нас осуждали за попытку «протащить показ полового акта» на сцену института!
Весьма удивившая меня формулировочка!
Ни о каком «половом акте» в пьеске и речи не было!
Тем более не предпринималось ни одной попытки показа какой-либо «обнажёнки», не то что соития!
…На ректорате заслушали партработницу, худрука, председателя жюри — всех в одном лице.
Она повторила свой тезис о, якобы, выскочивших на сцену хулиганах 4-го курса санфака, начавших разнузданную оргию из слов и действий.
Главным у них был тот самый Смородин.
У-у-ух, хулиган!
Руководство настоятельно попросило худручку хотя бы вкратце, в общих чертах, изложить суть пьески.
Она стала подробно описывать сценку до точки, которую она поставила, заявив о «нецелесообразности» продолжения пьесы.
Но даже в том, искорёженно-искажённом, её пересказе умные люди, читающие классику и посещающие лучшие театры страны увидели «Клопа» Маяковского!
Профессор, заведующий кафедрой эпидемиологии Минеев, так и заявил: «Товарищи, да это же «Клоп» Маяковского!».
Дело, с таким трудом взбиравшееся по властной вертикали, начало резко спускаться вниз!
По схеме «Ректорат — партком — бюро комсомола» с противоположными резолюциями.
Вместо «объявить выговор», «принять меры по недопущению», «рассмотреть вопрос с вытекающими оргвыводами» в документах значилось: «взыскания считать утратившими силу» «за активное участие», «объявить благодарность».
Комсомольцы, ещё не так давно гнобившие Смородина спохватились.
Санфак на смотрах всегда был на «почётном» третьем месте из трёх возможных (у нас в то время было только три факультета).
Такая большая пьеса по объёму тянула аж на сто призовых баллов, которые автоматически выталкивали вечно зачуханный санфак на лидирующее первое место!
Сломя голову, они ринулись не ко мне, глубоко обиженному ими ранее, а к исполнителю главной роли Шурику Малышеву.
Они пообещали ему выдвинуть нашу пьесу на межинститутский смотр-конкурс (при условии, что он принесёт — на согласование и утверждение этой камарильей — злополучный сценарий «Клопа».
Он мудро ответил, что почитать «Клопа» они могут из любых доступных источников, в той же библиотеке, например.
Они заупрямились, продолжая требовать сценарий.
Шурик взбеленился и пригрозил напрочь отказаться от каких-либо выступлений на сцене института!
И он сдержал своё слово.
Так закатилась театральная карьера умеющего всех рассмешить Сашки Малышева.
Девки нашей группы облегчённо вздохнули, узнав о деталях рассмотрения нашего вопроса на только что состоявшемся Ректорате.
Думаю, что на сцену, как и Шурик, они ни при каких обстоятельствах больше никогда не полезут.
Стресс сделал своё чёрное дело.
Я тоже не в последнюю очередь обиделся на горе-руководителей от искусства, не умеющих распознать в самодеятельной студенческой постановке бессмертного «Клопа» великого классика русской литературы.
