Эпатаж, как форма самовыражения
Как не прискорбно, но во времена постиндустриализма с его тягой к инновациям во всех отраслях знания, становится всё труднее удивить простого обывателя стандартными подходами к искусству. Одним из главных факторов успеха был и остаётся провокационный характер творческого продукта, а если не продукта, то провокационное поведение самого автора, привлекающего зрителя на свою сторону нестандартным, а зачастую вызывающим поведением.
Понятие «эпатаж» ввели в употребление французские художники, решившие отойти от надоевшего классического стиля в живописи и растормошить скучающую публику (экспрессионизм, модернизм, авангард). Глагол «эпатировать» буквально означает «перевернуть с ног на голову», «ошеломить», «отколоть коленце».
Смешение высокого и низкого стилей в искусстве, отсутствие запретных тем, вызывало бурю негодования с одной стороны и жаркий интерес - с другой, что в обоих случаях было своеобразной рекламой, привлечением внимания, как к автору, так и к его спорному творчеству.
Скандал – союзник, а зачастую и цель эпатажа. Ценность искусства отходит на задний план и первостепенным становится реакция на провокационный образ. «Скандал, как частое следствие новаторских устремлений, трансформируется в эпатаж — самопровозглашённую причину художественных поисков. Если поиск нового нередко влечёт за собой скандал, то поиск самого скандала, соответственно, ведёт к новым открытиям» [2]
Некоторые психологи (Е.А. Рогалёва) рассматривают эпатаж творческой личности, как форму девиантного поведения, вследствие утраты самоидентификации и поиска новой идентификации в условиях отсутствия единения с общепринятой культурной матрицей. [5] С. Даниэль указывает на переход девиации из жизни творческой личности в создаваемый объект искусства, и называет это «авангардным поведением».
Альбер Камю в своей работе «Бунтующий человек», называет эпатаж проявлением «метафизического бунта», восстанием «человека против своего удела и против всей вселенной». Но при этом говорит, что эпатаж является бесполезным бунтом художника, который «замыкается в абсолютном отрицании». [1]
Так, немецкий писатель, художник, скульптор Гюнтер Грасс, рассуждая о модернистском периоде в своём творчестве говорит следующее: «Мы с легкостью издевались надо всем, ничего не было для нас святого, мы все оплевывали. У нас не было никакой политической программы, но мы представляли собой чистый нигилизм». [4]
Итальянский писатель и поэт, основатель футуризма Филиппо Томмазо Маринетти утверждал, что «без наглости нет шедевров», потому «главными элементами нашей поэзии будут храбрость, дерзость и бунт», в ходе реализации которых следует «плевать на алтарь искусства».
Представители фовизма в живописи («новые дикие»): А. Матисс, А. Дерен, Морис де Вламинк и др. отрицали эстетический канон наряду с отказом от традиционных моральных норм в духе ницшеанства.
А творчество Сальвадора Дали, судя по всему, вполне может уместиться в придуманную им же классификацию «разновидностей пуков». Видимо, главным при этом остаётся правило не пукать в муку или в лужу, что частенько случается с творческими пургомётами, желающими потешить себя овациями оголтелой публики. Но, навряд ли, кто-то захочет экспериментировать с этим бульбулятором всерьёз. «Суньте свой нос в заднепроходное отверстие; теперь перегородка вашего носа одновременно перегораживает и заднепроходное отверстие, а ноздри ваши образуют чаши весов, в качестве которых выступает теперь нос в целом. Если, измеряя выходящий наружу пук, вы почувствуете тяжесть, то это будет означать, что его надо оценивать по весу: если он тверд, то локтями или футами; если жидок, пинтами; если шероховат, то меряйте в буассо и так далее и тому подобное, если же, однако, он покажется вам слишком мелким, чтобы проводить с ним какие бы то ни было эксперименты, делайте так, как поступали некогда благородные господа‑стеклодувы: дуйте себе в свое удовольствие сколько душе угодно или, вернее, пока не получится разумный объем.» [6] Вот только, для некоторых, такая порча воздуха становится привычным занятием. Своё говно не воняет. Но нужно приложить немалые усилия, что бы и другим тоже запахло. Иные возводят это занятие в культ. Сначала они привыкают к тому, что их терпят. Потом они начинают воспринимать людское стеснение за признание собственного творчества. А через некоторое время, любой маломальский выпад против, характеризуют, как небывалую наглость. Ведь воздух можно портить только им и никому другому.
Нужно отделять скандальные выходки творческой личности не связанные напрямую с его творчеством. То есть «эпатажная эстетика» искусства, ни коим образом не связана с девиантным поведением конкретной личности, в её обыденной жизни и коммуникации с обществом и отдельными социальными субъектами, которые могут быть потребителями его творчества, а могут и не быть таковыми. Так, И.К. Вовчаренко в своей статье «Эпатаж, как эстетическая характеристика авангарда», рассматривает поэтический образ С. Есенина, как часть творческой биографии поэта, в отрыве от специфической эпатажной эстетики. Он пишет: «… необходимо отделять эпатажные жесты в искусстве, порой простирающиеся в жизненные сферы, от сугубо поведенческих форм проявления маргинальности художника, нередко бравирующего собственной «исключительностью», подлинной или мнимой. Так, нам кажется, широко известный «скандалистский» имидж С. Есенина стоит рассматривать как факт творческой биографии в контексте психологии творчества и революционной эпохи, но в отрыве от специфической эпатажной эстетики. То же самое можно сказать и о ряде иных казусов художнической «девиантности», не подкрепленных в полной мере ни корпусом идейно-эстетических установок определенного рода, ни всецело соответствующей им творческой практикой с преднамеренностью и самоценностью авангардно-эпатажного позиционирования во главе угла.» [2]
И всё это простительно, когда результат творчества затмевает все недостатки девиантной личности автора, но когда, по сути мы имеем лишь отклоняющееся поведение в отрыве от какого-либо творчества, то это кроме отторжения ничего не вызывает. Социум готов прощать многое гениям при жизни, и возводить их на пьедестал после смерти, но не готов прощать посредственность, которая сама усадила себя на трон и с высоты своего вопиющего хамства плюёт на сообщество равных. «Обостренное чувство переходящей в трансценденцию маргинальности собственного положения, часто непосредственно переживаемое как своего рода болезнь, осложнение поэтической функции... не остается без взаимности со стороны культуры, постоянно вытеснявшей поэтов на окраину социума» [3]
Остаётся открытый вопрос: является ли эпатажное поведение частью эпатажного творчества, или же эпатажная эстетика творчества не должна иметь ничего общего с девиантностью творческого элемента, как части культурного сообщества?
Видимо поэтому термин «эпатаж», применительно к искусству остаётся спорным в среде исследователей, и заставляет их искать научно-обоснованную замену для названия новаторскому поиску самовыражения в искусстве. Так, А. Флакер (исследователь русского авангарда) использует два термина, «эстетическая провокация» и «эстетический вызов».
А всё, что относится к перекосам личности в её обыденном поведении, будь она сто раз творческая, говорит только об отсутствии элементарной культуры, и нахождении этой личности вне общепринятой «культурной матрицы». Е.А Рогалёва, опираясь на концепцию игры Й. Хейзинги, приходит к выводу, что эпатаж, это свободная деятельность, осознаваемая, как “невзаправду” и вне повседневной жизни выполняемое занятие, целиком овладевающее играющим и не преследующее при этом никакого прямого материального интереса. «Иначе говоря, эпатаж – это свободная деятельность, протекающая упорядоченно, по определенным правилам, и имеющая своей целью выход за пределы нормы, создание нового (имидж, маска).» [5] Примеры такой деятельности, не имеющей ничего общего с творчеством, мы можем наблюдать повсеместно. Особенно благодатной почвой для такого рода самовыражения с фальшивыми персонами стала всемирная паутина.
Но, мы не должны путать «эстетическую провокацию», как форму самовыражения творческой личности и «поведенческий эпатаж», как форму самопиара девиантного околотворческого активиста. «Красота сменяется выразительными картинами безобразия. Развивается эстетика эпатажа и шока, усиливается интерес к „грязному“ слову, мату как детонатору текста. Новая литература колеблется между „черным“ отчаянием и вполне циничным равнодушием. В литературе, некогда пахнувшей полевыми цветами и сеном, возникают новые запахи — это вонь». [7]
Список используемой литературы:
1. Камю А. Бунтующий человек / Пер. с франц. А. Руткевича. М., 1999.
2. Вовчаренко И.К. Эпатаж, как эстетическая характеристика авангарда//Вестник ВГУ. Серия: Филология. Журналистика. 2010, №2. с. 25 – 28.
3. Вархотов Т. К проблеме исторической маргинальности поэтического / Т. Вархотов // Маргинальное искусство. — М., 1999. — С. 53-58.
4. Грасс Г. Луковица памяти. - М., 2008.
5. Рогалева Е.А. Эпатаж в ХХ веке: теория игры в анализе эпатажа / Е.А. Рогалева // Вестник Самарского государственного университета. Социология. — 2001. — No 3. — С. 37-39.
6. Сальвадор Дали. Дневник одного гения. – М., 1991.
7. Ерофеев В.В. Русские цветы зла. – М., 2003.