Утки
Каждый уважающий себя провинциальный городишко имеет свои «места силы», куда ведут все дороги и где сходятся все народные тропы. Обычно в этом качестве выступает местный Дом культуры - особый мир, крохотная вселенная со своими звёздами, спутниками и взрывами сверхновых. Днём в балетной студии старательно тянут носочки дети из танцевального кружка, вечером в той же студии сосредоточенно мутузят друг друга пацаны-каратисты; через стенку шьются куклы для детского театра, а в подвале сушат брезент для байдарок под водочно-гитарный аккомпанемент никогда не взрослеющие туристы. Здесь охмуряет электорат во время предвыборного тура очередной кандидат в губернаторы, а выездные ярмарки-продажи валенок и меховых изделий сменяются фестивалями военно-патриотической песни.
Местный РДК держался на двух китах. В роли первого выступала директриса Полина Павловна. Зоотехник по диплому, она имела весьма фрагментарное представление о культуре, зато её организаторские таланты признавали даже недоброжелатели. Особенно ей удавалась организация банкетов после удачно проведенных мероприятий.
Вторым столпом местного культурного общества был Сергей Иванович, в миру известный как Злыдень. Невысокий, тёмные волосы ёжиком, всегда хмурый, Злыдень тащил на себе всё, от проведения дискотек до больших ежегодных мероприятий в честь дня механизатора и животновода.
С Женей они знакомы были шапочно, но друг друга уважали. Сергею Ивановичу нравилось, как она поёт, а Женя была ему благодарна за то, что за звукорежиссёрским пультом он никогда не злоупотреблял реверберацией.
Прелестный апрельский день двигался к своему экватору, когда они столкнулись на заднем крыльце ДК. Злыдень предложил Жене сигарету.
- Я тут готовлю маленький спектакль, минут на сорок. Надо бы разбавить песнями, номеров пять. Возьмёшься?
- Да можно. На какую тему?
- Неважно, что хочешь. Только не заунывное.
- Хорошо, сделаем.
- Через две недели, я тебе напомню.
Песен в репертуаре у Жени было не пять, а добрых пять сотен, потому она совсем не волновалась. Но не зря, не зря в городке при упоминании её имени бабки начинали сокрушённо качать головами. Легенды не рождаются на пустом месте, и даже простейшее дело Женька не могла совершить без приключений.
За день до концерта в её жизни произошли два не связанных между собой события. Сначала она навернулась с велосипеда, разбила нос, отчего под глазами тут же выплыли синие круги, коим позавидовали бы киношные вампиры, по локоть расцарапала руки и подвернула ногу так, что практически не могла ходить.
А вечером к ней приехал Димка. Вообще, с самой первой встречи Женя поняла – это Он, её долгожданный рыцарь на белом кадиллаке под алыми парусами. Однако несколько месяцев знакомства поколебали её уверенность. Высокий, франтоватый, Димка мог переговорить самого дьявола, знал ответы на все насущные вопросы человечества, и если бы ему вздумалось пойти на болото и прочитать лекцию лягушкам, наутро они бы уже начали плавать кролем. Но жить с ним постоянно… Это все равно, что иметь рядом с собой извергающийся 24 часа в сутки, без выходных и праздников, миниатюрный передвижной вулкан.
К счастью, жили они в разных городах и встречались не чаще раза в месяц. За личиной весельчака-говоруна с замашками бывшего комсомольского номенклатурщика Женька видела что-то глубоко спрятанное и тщательно от всех скрываемое, и ей очень хотелось сковырнуть дурацкую маску и открыть его настоящее лицо.
Димка приехал, а это значит – прощай, покой. В её маленькой квартирке-пенале на втором этаже снова будут люди, песни и дым коромыслом до самого утра. Вечером Женька отправилась спать пораньше, оставив Диму в компании двух знакомых девчонок и полубутылки водки. Утром, пока Женька распевалась, они вместе с боевой подругой Ириной в четыре руки попытались замаскировать синяки и ссадины.
Димка куролесил всю ночь, но был вполне дееспособен, и на руках донес травмированную даму сердца до ДК, благо это было совсем близко. В арьергарде процессии шагала Иринка. С гитарой наперевес, она напоминала средневекового оруженосца из героической рыцарской баллады.
Оценив обстановку, Злыдень мастерски встроил в оформление спектакля садовую скамейку. Когда Женька в первый раз проковыляла на сцену с грацией и живостью восьмидесятилетнего параолимпийца, опираясь на гитару, как на трость, зал лёг.
- Браво, Женчик. Зажигаешь. Ладно, хоть не на кресле-каталке. Ты когда убиться-то успела? – прокартавил знакомый голос. Колька! Почти весь первый ряд занимали Женины друзья.
Отработав свои номера, Женька устроилась за кулисами. Она всегда брала с собой на концерты термос с волшебным эликсиром: крепкий сладкий чай с изрядной дозой водки или бальзама помогал снять напряжение, согревал в зимние дни, когда пальцы немели и гитары расстраивались от холода, а зрители в зале, плотно упакованные в шапки и шубы, выпускали облачка пара. Всё прошло замечательно, она рассеяно дослушивала спектакль и вдруг уловила знакомые интонации. Дима! Кто его пустил на сцену??
Его артистический арсенал состоял из полутора песен собственного сочинения, причем одна из них была на английском, а вторую он никогда не мог довести до конца, даже будучи абсолютно трезвым.
На противоположном конце сцены за кулисами зелёный от злости Злыдень приплясывал, махал руками и шипел что-то недоброе. Но Димке было всё равно – перед ним был микрофон, аудитория, все софиты смотрели только на него, это была его минута славы, и он самозабвенно наслаждался моментом. Весёлый и пьяный, он нёс какую-то околесицу, травил анекдоты, сопровождая представление бренчанием на трёх аккордах в стиле кантри.
- Делай что хочешь, но убирай его оттуда, – прошипел сбоку знакомый голос. – Он мне весь финал испоганил!
Женька вздохнула, вышла на сцену. Прижала пальцами струны, прекратив мучения инструмента, плечиком отодвинула живую башню подальше от микрофона. Зал хохотнул. Женька смотрела на лица – выжидающие, предвкушающие, настороженные. Она всегда хорошо ловила настроение зрителей, и сегодня зал был чудесный. Люди, такие разные, пришли к ней в гости. Больные и здоровые, молодые и не очень, красивые, смешные, у многих из них жизнь лилась далеко не мёдом с патокой, даже самые обычные развлечения в этом богом забытом городке были редкостью. Ей вдруг захотелось сделать для них что-то очень-очень хорошее, на минуту превратиться в фею и Деда Мороза в одном лице.
«В плавнях шорох, и легавая застыла чутко…»
Определенно, если бы Розенбаума не было, его стоило бы придумать. Зрители зашевелились, кто-то улыбнулся, кто-то начал подпевать. Громче всех с первого ряда басил Колька, как обычно мимо нот, зато от души.
«Летать так летать, я им помашу рукой» - последний аккорд не сразу растаял в вечернем воздухе, повисел, вибрируя.
Женька открыла глаза, выпутываясь из паутины воспоминаний. Ее опять окружали лица – родные, близкие и друзья, в последнее время они нечасто собирались вместе. Димка сидел напротив, усмехался, прихлебывал безалкогольное пиво из высокого стакана. Солнце било ему прямо в лицо, отчего карие глаза стали ореховыми и в их глубине зажглись золотые искорки. Каждый раз при появлении этих искорок у Женьки ускорялся пульс.
- Кстати, мне тут ребята звонили. У них там типа группы, чисто для себя играют. Сбор в ДК, в это воскресенье. Пойдем?– Димкины глаза блеснули.
Со дня их свадьбы прошло десять лет.
А еще через несколько лет Женя стояла на ступеньках того самого ДК. Она ненадолго вернулась в городок своей суматошной юности. Гуляя по знакомым улочкам, она жадно смотрела на людей, дома, вывески магазинов, выискивая знакомые черты в облике города, где прошли самые сумасшедшие, яркие и беспечные годы её жизни.
Просторный холл дворца практически не изменился, разве что справа у входа появился письменный стол, за которым сидела плотная пожилая тётка – вероятно, дежурная.
На ходу придавая себе уверенный вид, Женя протопала в полутёмный коридор первого этажа. Вокруг кипела обычная жизнь – бегали детишки в танцевальных костюмах, слышалось стрекотание машинок и щелканье ножниц из кабинета с парикмахерской, на ходу переговаривались озабоченные женщины.
Женька искала знакомых, но все было новым, чужим и совершенно безразличным к ней. Только застарелый запах табака в коридоре остался тем же самым, из прошлой жизни.
Она уехала отсюда каких-то полтора десятка лет назад, и тогда с ней здоровались, казалось, не только случайные прохожие, но даже семенящие мимо кошки и деловитые дворовые псы. Неужели за такой короткий срок из людской памяти стираются все следы и человек будто перестаёт существовать?
Женька не успела как следует углубиться в эту невесёлую мысль, когда из-за закрытой двери донеслись звуки клавишных. Песня была известная, затёртая до дыр, но мягкая джазовая обработка придала ей совершенно новое звучание. Женька улыбнулась – она помнила эту неповторимую манеру, и решительно потянула дверь на себя.
Человеку за клавишами потребовалось две секунды, чтобы её узнать.
- Женчик? То-то я слышу, шаги в коридоре знакомые…
Они долго сидели в прокуренной обшарпанной комнатке. Мужики угощали её крепким растворимым кофе и жаловались, что свадеб в этом году совсем мало, и даже новогодние праздники оказались наполовину пустыми из-за кризиса, что дирекция жмотит деньги на новый усилитель и что после её отъезда совсем некому стало зажигать на вечерах бардовской песни.
Женька, усмехаясь воспоминаниям, думала о том, что только музыканты были способны спустя столько лет узнать её прежде, чем она вошла в комнату, лишь по звуку шагов в коридоре. А ещё она думала, что вот она успешна, счастлива, любима, живёт в большом красивом городе – но, мама дорогая, как же ей хочется просто выйти на сцену и сбацать тех Уток. Сбацать так, чтобы побелка осыпалась с потолка, и встряхнулись сонные, и выздоровели больные, и забыли о печали несчастные и потерявшие надежду…
