4. 10-12: §10. "Во дворе". §11. «Поделись!». §12 "На стене моей маленькой комнаты". Глава четвёртая: "Дом на проспекте Ленина". Из книги "Миссия: Вспомнить Всё!"
§ 7. Во дворе
На площадке у дома мы играли в лапту («чижик»), бадминтон, волейбол, футбол, хоккей, в прятки, в «жмурки», в карты, в шашки (и их разновидность «в Чапаева»), «чеканили» (игрок подпинывал мяч, не давая ему коснуться земли — наибольшее количество ударов по мячу определяло победителя).
Играли в войну, делая из крышек лимонадных и пивных бутылок ордена, а из картонки с наклеенной на неё бумагой удостоверения-«аусвайсы» (от немецкого «Ausweis» — документ); сражались, как древние воины, на палках-«мечах», защищаясь фанерными щитами.
Насмотревшись соответствующих фильмов («Триста спартанцев» про воинственных греков и другие, про древний Рим), я выстрогал себе короткий, как у римлян деревянный меч, и успешно фехтовал им, решительно напирая на противника лёгким средних размеров щитом. Контратаки «врага» стремительно захлёбывались, и он терял способность нанести мне какой-либо вразумительный удар.
Я, как бульдозер, свозил отвалом-щитом сопротивляющихся недругов с вершины горки, и они, не в силах оказать мне сколько-нибудь существенное сопротивление, в панике скатывались с неё и разбегались во все стороны.
Девчонки же предпочитали миролюбивые скакалки: через специальную верёвочку или на расчерченном на квадратики асфальте (пиная тыльной стороной сандалий банку из-под леденцов, наполненную песком).
Не брезговали мы и различными розыгрышами. Один из таких заключался в следующем: разыгрывающий предлагал своей жертве услуги предсказателя будущего.
Он вопрошал: «А хочешь, я угадаю фамилию твоей будущей жены?».
Заинтригованная жертва, конечно, хотела.
Оракул со сосредоточенно-задумчивым видом с болезненными последствиями вырывал из макушки доверчивого глупого и слишком любопытного приятеля волосок, сжимал в ладони, трижды дул на тыльную сторону своей кисти, что-то неслышно шептал и произносил фамилию наивной жертвы розыгрыша, забывшей, что фамилия жене передаётся от супруга.
То есть если объектом розыгрыша (что и произошло однажды) стал я, то и фамилия моей жены (по определению «умеющего проникать в будущее» оракула) была... «Смородина».
Просто и убедительно.
И главное — нельзя упрекнуть во лжи.
Другой розыгрыш, как я понял спустя годы, на деле имел философски обоснованную подоплёку, о чём все участники этого розыгрыша в то время даже и не подозревали.
Очередной провозвестник изрекал: «Что ты хочешь больше всего в жизни? Я скажу тебе, сбудется твоё желание или нет».
Жертва, не долго думая, рассекречивала свою заветную мечту.
Капкан тут же захлопывался.
«Именно этого у тебя никогда в жизни не будет!» — резюмировал разыгрывающий.
Любили мы и совместные — двуполые — игры «на прорыв цепочки».
Две команды становились в шеренги напротив.
Игроки в каждой команде крепко держатся за руки.
Первая команда вызывает игрока из второй команды, называя его имя. Следует призыв: «Али-Баба!».
Вторая команда вопрошает: «На что слуга?».
Первая поясняет: «Починяем рукава!».
Вторая уточняет: «На чьи бока?».
Первая не выдерживает: «Пятого-десятого, нам Костю сюда!».
Поименованный бежит с целью разбить собой крепко сцепленные руками звенья противоположной цепочки.
(Для этого нужно, чтобы руки каких-нибудь двух игроков команды противника хотя бы на мгновение разомкнулись).
Если ему это удаётся, он возвращается к своим, уводя с собой одного из пленённых игроков, чьи руки были разъединены. Если же руки играющих остались сцепленными, прибежавший игрок попадает в импровизированные сети, остаётся в команде соперников и играет на их стороне.
Потом вызывает другая команда. Игра продолжается до тех пор, пока одна из команд не будет полностью разбита.
(Недавно, проходя мимо детского садика, сильно удивился, услышав знакомые крики. Неужели эта игра дожила до наших времён? Но и сейчас, сколько ни силился, не смог расшифровать смысл обескураживающего словонаворота, сопровождающего эту игру).
Одним из развлечений погожими весенними деньками, когда снег усиленно таял и талая вода стекалась на обочину тротуара, у нас было таким.
Мы пускали условные «кораблики».
Пологая выемка обочины направляла поток воды вдоль дома, и мы, пользуясь скоростью самодельного ручья, одновременно, по крику «Старт!», бросали помеченные спички, которые устраивали весёлое соревнование в плавании «наперегонки».
Чья спичка приходила первой к финишу, тот и становился беспрекословным победителем гонок.
Спортивные игры всё же преобладали.
Прежде чем рассказать о них, хочу сделать небольшое отступление.
Прочитал я в 75 году книжку военно-патриотического содержания, предназначенную для юношей, «Приключения рядового Башмакова» Бориса Никольского.
Не буду утомлять читателя пересказом, но если вкратце, - сюжет одного из приключений незамысловат.
Не претендуя на точность, передам суть своими словами.
На учениях, где войска были поделены на «синих» и «зелёных», Башмаков попадает в плен к условному противнику.
В штаб его ведёт сержант Горохов, которого Башмаков по пути успешно «разыгрывает».
«Что-то лицо твоё мне знакомо...» — забрасывает удочку Башмаков.
«С чего ты взял?» — подозрительно спросил Горохов.
«Да похож ты на парня из дворовой команды, с которой мы в футбол играли» — с деланно равнодушным видом произносит Башмаков, убедившись, что приманка проглочена.
«А ты на какой улице жил?» — заинтересовался сержант.
«На Ленина», — ответил Башмаков (улица Ленина есть в каждом городе — в нашем Ленинском районе это проспект Ленина).
«Точно. Есть такая. А где точнее?».
«Да около почты, что неподалёку от хлебного магазина» (почтовое отделение, как и хлебный магазин, всегда найдётся где-либо поблизости).
«Точно! Я ж там рядом живу!» — обрадовался Горохов.
«А Смирнова знаешь?» — растравливал Башмаков (у нас в классе в 94-ой школе учился Смирнов. Фамилия более чем распространённая).
«Витьку, что ли?!» — изумился Горохов.
«Ну да, Витьку» — осталось только подтвердить Башмакову.
«Так мы же приятели с ним!» — восторженно закричал сержант Горохов.
«А рыжего помнишь?» — добивал Башмаков.
«Рыжего? Саньку? Вратаря? Конечно! Его у нас в округе все знают!» — заорал от радости встречи с «земляком» Горохов и... втихую отпустил рядового Башмакова восвояси.
Так вот. У меня тоже многое сошлось в этой истории. И улица, и почта, и улица Ленина, и хлебный магазин, и Смирнов, но в первую очередь — рыжий Сашка, что в воротах стоял.
Наш рыжий Сашка из второго подъезда любил футбол, но хоккей — маниакально.
Он так и говорил, восторженно акцентируя внимание на названии этого вида спорта: «Хахей!».
В отличие от подавляющего гордого большинства, он обожал стоять в воротах, периодически почему-то облизывая указательный и безымянный пальцы.
Это напоминало реакцию человека на ожог, но выглядело как непроизвольные судороги или нервный тик.
В нашем понимании такой жест означал максимальную готовность.
Облизнул два пальца — значит сигнализирует: «Я предельно внимателен. Можете пробивать по воротам из любого положения и с любого расстояния. Я всё равно его (мяч) возьму».
Мяч он ловил безукоризненно, в прыжке, после которого кубарем катился по площадке, крепко обнимая желанную добычу.
Сашка постоянно жильдил в играх.
Жильда — это нечестный упрямый спорщик, игрок, занимающийся жульничеством. Отсудить хотя бы одно неправедное, незаслуженное очко — жизненно важный принцип Сашки.
Прибавил его к своему счёту — получил удовольствие от игры. А по-честному — совсем неинтересно.
Изобретательность его не знала пределов.
Именно Сашка придумал игру «Футкей» — гибрид футбола и хоккея, — которая всех нас буквально заразила. От хоккея ей досталась хоккейная «коробка» (площадка, огороженная бортиками) и ворота. От футбола — мяч и поле. Правильнее сказать, мяч использовался в этой игре совсем не футбольный, а резиновый, размером с мяч от напольного тенниса, позволяющим ему умещаться в ладони.
Использовать ноги в этой игре категорически запрещалось. Под угрозой штрафа (внеочередной передачи мяча сопернику).
Играющие команды представляли собой всего лишь одного игрока в воротах.
Один из игроков бросал мяч, целясь в ворота противника. Тот ловил его руками, стараясь при этом отбить мяч как можно дальше от себя. И с того места, где мяч останавливался, он наносил удар по противоположным воротам.
Специфика состояла в том, что, нанеся удар (безотносительно к тому, забил ты гол или нет), ты должен был успеть добежать до своих, оставшихся пустыми, ворот и отразить уже летящий в твою сторону (точнее, в твои ворота) мяч. Игра велась на счёт — до определённого количества (пропущенных проигравшим соперником) голов.
Тот же хитрющий Сашка, взалкав пирожных, придумал мошенническую комбинацию, присущую ловкости Остапа Бендера, но не достойную героя Ильфа и Петрова по моральным соображениям (Бендер чтил Уголовный Кодекс).
Располагая сведениями, что я накопил астрономическую сумму в один рубль, Саша притворился добреньким, сочувствующим моей слабости страстного филателиста. Он пригласил меня к себе домой, раскрыл альбом с марками своего старшего брата и предложил мне купить понравившийся набор за тот же рубль.
Когда я возразил, что марки ему не принадлежат, он заявил: «Брат мне разрешил!». Не почувствовав подвоха, я выложил драгоценный рубль.
Сделку Сашка решил отметить в кулинарном отделе близлежащего хлебного магазина. Купив несколько пирожных, он щедро пригласил меня разделить с ним угощение. Я сильно удивился, зная о скаредности Сашки, но «купился» на приглашение отведать сладенького.
Спустя час его мать, увидев меня на улице, возмущённо потребовала с меня купленный набор марок, потому что Сашка мне наврал. Заветный рубль она так и не вернула, ссылаясь на съеденные мной пирожные. У меня создалось впечатление, что спектакль был разыгран по сговору. Не одним Сашкой, а его семьёй, где все — жулики.
За окнами дома, во дворе, особенно летом, стоял гвалт до самого вечера. Привычным явлением стали крики матерей из окон типа: «Коля, иди обедать!» или «Петя, иди домой! Пора учить уроки! Сколько можно звать?».
На пасху все, в том числе и взрослые, строили из песка горки, с которых на деньги (по копеечке) катали крашеные яйца. Если удавалось попасть в чужое яйцо, то с владельца яйца взималась копеечка.
Отцы, те, что постарше, от безделья целыми вечерами резались в домино — стучали костяшками, «забивая козла» и попеременно оглашая округу возгласами «Ёпт!» и прочими подобными.
Драк с чужаками в нашем дворе не было.
Хотя в чужом дворе тебя могли побить без повода, только потому, что зашёл на чужую территорию.
Мне пару раз перепало.
Практиковались целые битвы подростков «район на район».
Мы, детвора дома 24 «б», наоборот, были всегда достаточно миролюбивы и даже провели несколько футбольных товарищеских встреч «дом на дом» с ребятами из соседнего дома 24 «в».
§ 11 «Поделись!»
Мама, провожая Сашу или Павлика на улицу, давала конфеты или печенье и, несмотря на трудные, в смысле еды, времена, часто приговаривала: «Сам всё не ешь. Обязательно поделись с товарищами».
Выходцы из крестьянской среды, отец с матерью всегда отмечали важность установления дружеских взаимоотношений с людьми попроще, из самых тёмных глубин народной массы.
Конечно, за исключением криминальных представителей.
Дружбы по расчёту они не понимали. Воровства, подлости, обмана, и других ипостасей нечестности они терпеть не могли. И малейшие ростки оных пресекали при первой же возникшей возможности.
Хотя я не всегда понимал своих родителей в этом вопросе.
Я видел, что этим пользуются в своих эгоистических корыстных целях некоторые мои товарищи.
Даже друзья, такие как Женька Кудряшов, с которым (как и с Женькой Беляковым) мы пошли в первый класс 94-ой школы.
Так, например, Женька мог позволить себе забрать у меня понравившуюся ему книгу и забыть отдать (или, точнее, не отдавать её, несмотря на мои настойчивые просьбы).
Он мог из чёрной зависти намеренно сломать только что купленную мне моими родителями новую игрушку, к которой я иногда даже не успевал прикоснуться. К моему глубокому огорчению. Но он демонстративно плевал на мои чувства.
Вскоре и другие заприметили мою простодушную особенность доверять вещи товарищам по дому для временного пользования.
Один притворившийся добрым приятелем гад из пятого подъезда попросил у меня второй том «Дэвида Копперфильда» Чарльза Диккенса. Потом сделал вид, что не брал его у меня. А мои просьбы вернуть книгу нагло игнорировал.
При этом мои апелляции к собственным родителям на этот счёт были безуспешны. Родители свято проповедовали принцип «Поделись с другим», не замечая, что это принцип зачастую оборачивался наизнанку и превращался в «Отдай последнее другому», потому что так называемый «другой» был последней свиньёй в этом отношении.
Думаю, оттого, что мои родители от природы наделены были какой-то родниковой чистотой, почерпнутой из девственной крестьянской глубинки.
§ 12 На стене моей маленькой комнаты
Стены моей комнаты украшали изображения великого поэта Сергея Есенина, лесного разбойника Робин Гуда, итальянской актрисы Софи Лорен и бригантины, распустившей паруса.
Изображение последней скорее всего было литографическим.
Я часто ставил пластинку с песней на стихи Павла Когана, написанные в 1936 году:
«Надоело говорить, и спорить, И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса...
Капитан, обветренный, как скалы, Вышел в море, не дождавшись нас,
На прощанье подымай бокалы Золотого терпкого вина.
Пьем за яростных, за непохожих, За презревших грошевый уют.
Вьется по ветру "Веселый Роджер", Люди Флинта песенку поют.
И в беде, и в радости, и в горе Только чуточку прищурь глаза —
В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса».
Сергей Есенин с кучерявой и массивной трубкой во рту был вырезан одарённым Сметаниным (другом моего старшего брата Саши) на закрашенной тёмной краске деревянной доске.
Как и Робин Гуд («Робин» — переводится как «разбойник», «гуд» — «хороший», то есть «благородный разбойник», хотя трудно назвать, судя по историческим данным, насильника, грабителя и убийцу «благородным»; да и «hood» — по мнению специалистов, в совершенстве владеющих английским языком, — вовсе не означает «хороший», а переводится в значении части одежды — «капюшон»).
Робин был изображён в профиль с мощным пером, вставленным в английский головной убор - каптур.
Сметанин (по прилепившейся кличке «Пан») нередко дарил свои творения моему брату Саше в знак вечной дружбы.
Софи Лорен - выбита на металле. Её лицо навек превратилось в фетиш для того восторженного юноши, каким был я.
Она стала своеобразным секс-символом тринадцатилетнего Павлика.
Несмотря на то, что ей ещё в 1974 году исполнилось ровно сорок лет.
Но я об этом тогда не знал. Все её изображения фиксировали красоту почти десятилетней давности, когда она в 1965 году приехала в Москву на четвёртый международный конофестиваль.
Из фильмов с участием Софи Лорен, побывавших в советском кинопрокате в то время, мне известны лишь «Подсолнухи» и «Брак по-итальянски».
