***

(из утраченной тетради 2003 года)

 

Дождь из пьяных смогом облаков

хмуро плещет в окна. Чьи-то руки

стучаться в окна в поисках оков.

В мире нету звуков кроме звука

воды. И в оболочке чистых снов

лишь мы с тобой живые в мире стука

 

дождя о твердокаменную плоть

домов, покрытых липким бредом ночи,

застывших. Я не в силах расколоть

молчанья километров. Рвется в клочья

дрожащая неровная строка, больная, изувеченная, волчья,

живущая, пока не умер дождь.

 

В пейзаже, ожидающем войны,

нет места дню. Игра почти без правил.

Здесь тяжело держаться стороны

ввиду отсутствия деленья между нами.

Сюжет избит: один против страны,

вооружен бумажными листами

 

и чем-то, пишущим не очень хорошо.

Устал играть фигурками иллюзий!

Идет игра, но дождь уже прошел.

На сцене: персонаж Скользящий Узел

и умирающая Вера в Хорошо

у ног реальной и циничной Музы.

 

Игра не в жизнь, игра в ее обман:

и жизнь, и смерть – удар в одни ворота.

Вся сцена – обесцвеченный капкан,

еле заметно давящий кого-то.

Но – взгляд в окно: на землю лег туман,

сравнимый лишь с печалью дон Кихота.

 

Заканчиваю строчку дневника.

Нет повода для построенья драмы.

Лишь глянь в окно чуть дальше мокрой рамы

И проследи, как движется река.

Дорога – это менее чем прямо.

Дожди – обрывки песен дурака.