***

(из утраченной тетради 2003 года)
 
Дождь из пьяных смогом облаков
хмуро плещет в окна. Чьи-то руки
стучаться в окна в поисках оков.
В мире нету звуков кроме звука
воды. И в оболочке чистых снов
лишь мы с тобой живые в мире стука
 
дождя о твердокаменную плоть
домов, покрытых липким бредом ночи,
застывших. Я не в силах расколоть
молчанья километров. Рвется в клочья
дрожащая неровная строка, больная, изувеченная, волчья,
живущая, пока не умер дождь.
 
В пейзаже, ожидающем войны,
нет места дню. Игра почти без правил.
Здесь тяжело держаться стороны
ввиду отсутствия деленья между нами.
Сюжет избит: один против страны,
вооружен бумажными листами
 
и чем-то, пишущим не очень хорошо.
Устал играть фигурками иллюзий!
Идет игра, но дождь уже прошел.
На сцене: персонаж Скользящий Узел
и умирающая Вера в Хорошо
у ног реальной и циничной Музы.
 
Игра не в жизнь, игра в ее обман:
и жизнь, и смерть – удар в одни ворота.
Вся сцена – обесцвеченный капкан,
еле заметно давящий кого-то.
Но – взгляд в окно: на землю лег туман,
сравнимый лишь с печалью дон Кихота.
 
Заканчиваю строчку дневника.
Нет повода для построенья драмы.
Лишь глянь в окно чуть дальше мокрой рамы
И проследи, как движется река.
Дорога – это менее чем прямо.
Дожди – обрывки песен дурака.