Божественные дни
БОЖЕСТВЕННЫЕ ДНИ
Матери моей,
Пелагее Дмитриевне,
в день рождения
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Весёлой, пёстрою стеной
Стоит над светлою поляной...
И. БУНИН.
“Листопад”.
Который день угрюмые дожди,
Не уставая, над округой лили.
Обрушивались, словно на пути
Весь мир собою затопить сулили.
Неслась воды размеренная мощь,
Но вдруг она иссякла, отступила,
И поливавший всю неделю дождь
Вдруг превратился в капли от кропила.
Однако и звенящая капель
Забыла все приличия и сроки,
Как будто бы себе поставив цель
Под барабанный бой войти в далёкий
Предзимний город.
Но повеса Юг
Нагнал к рассвету низовые тучи,
И снова почернело всё вокруг,
И снова ливень грянул неминучий.
Кусты, деревья, мокрые насквозь,
К домам притихшим неуютно жались,
И птицы, уж ни вместе и ни врозь,
Не пели, – все куда-то подевались.
Лишь чёрный ворон, перьями блестя,
Единственный красавец на бесптичьи,
Отряхиваясь шумно от дождя,
Под старым тополем клевал добычу.
А ливень стал слабеть, переставать,
И на закате синева открылась,
Но снова ветром стало нагонять
Седые тучи.
Небо заклубилось.
Опять окутал землю полумрак,
Даль города подёрнулась туманом.
И флаг на думе так водой набряк,
Что стал обвислым изваяньем странным.
И ливень резко всё заштриховал
Косыми струями воды небесной.
И сахар в сахарнице рыхлым стал,
И соли вдруг в солонке стало тесно.
Мир, пропитавшись влагой через край,
Хлестал водой по рощам и по окнам,
И выжимай его не выжимай –
Он тут же снова сделается мокрым.
И слух привык, как пенятся, шумят
Разрозненные струи монотонно,
Как будто Ниагарский водопад
Своих потоков изливает тонны.
Но что-то приключилось в эту ночь,
И силы ада сникли и ослабли,
И превращать им сделалось невмочь
Земную ширь в губительные хляби.
И шум затих.
И загустел туман,
И спящий город в нём бесследно сгинул.
Небесный возчик, видно, ехал, пьян,
И млечный жбан на землю опрокинул.
И солнце встало,
оглянув окрест
Простор земли, и места не узнало,
И горы туч рассеяло с небес,
А вот в тумане и само застряло.
И долго тем разлитым молоком
Дышала оглушённая природа.
Но вот тумана истончённый ком
Растаял под сияньем небосвода.
И Боже мой! какой чистейший мир
Предстал глазам, до листика промытый!
Еще вчерашним днём, угрюм и сир,
Стоял он исковерканный, побитый.
А нынче распрямился, посвежел,
Расправил плечи и взглянул с улыбкой,
Он возмужал, он снова жить хотел,
И грунт под ним твердел, чужой и зыбкий.
И низкого кустарника забор,
Узорно протянувшийся вдоль дома,
Вдруг стал багровым, поражая взор
Окраской жгучей, яркой, незнакомой.
А чуть подальше – за особняком –
Три тополя высоких, вскинув кроны,
Стояли стройно в блеске золотом,
И ярко отливали их короны.
И, словно бы рубиновый фонтан,
Развесисто, легко и горделиво
Раскинула нарядный сарафан,
Как будто на гулянье вышла, – ива.
А вслед за ней цветастою толпой,
Как парни с балалайкой и гармошкой,
Гуляки-клёны, в алой, золотой
И розовой одежде.
Ровной стёжкой
Идут они, и удивлённый взгляд
Всё это тайно видит...
За дорогой
В волшебной росписи соседний сад –
Как фрески свежие в манере строгой.
Тропой под теми сводами пройтись,
Как будто в Божьем храме помолиться,
И вдруг понять, как бесподобна жизнь,
Как не случайно эта осень длится.
Быть может, эти солнечные дни,
Вся эта благодать и милость Божья
За то, что мы одни, одни, одни
Всю жизнь брели по вёрстам бездорожья.
А в обозлённом сердце – пустота,
А в опустелом сердце – нету Бога,
И потому не та, не та, не та
Ни жизнь была, ни правда, ни дорога.
И может, это знак особый нам,
Что в человеке есть и ум и сила,
И то, что мы тропу избрали в храм, –
Ненастье вдруг на солнце заменило...
А на ветвях багряного дичка
Слетелись воробьи привычной стаей,
Крикливо, по уставу языка,
Возврат тепла и солнца обсуждая.
Понятно, лету по такой поре
Давно пора бы дрёме предаваться,
Подумывать о снежном серебре,
А не в багрянец яркий наряжаться.
Пора, пора!..
Но времени назло
Стоят рядком желтеющие липы.
Вот осени пожаром подожгло
Кусты рябин.
Они уже могли бы
Сердцами обнажёнными пылать,
А нынче в пышных кронах гроздья тонут,
И сколько им по-летнему стоять? –
Газон листвой опавшей только тронут
И так трава густа и зелена!
И лиственницы хвойные ресницы
Лишь чуть желты.
Но вся опалена
От платья до причудливой косицы
Стоит берёза в чуткой тишине.
Лист сам собой, без ветра, оборвётся
И падает, шурша.
И мнится мне,
Что это жаркий лепесток от солнца...
Но вот же ведь и я не доглядел,
Как на тропинку листьев навалило!
Путь под ногой шуршал и шелестел,
А солнце пригревало и светило.
Уж на соседнем каменном крыльце
Ковром скопились листья.
Дед дремучий
Сидел с улыбкой доброй на лице
И пиво пил из банки.
Ток шипучий
Его немало, кажется, бодрил.
Он посмотрел с приветливостью взгляда.
Я подошел к нему, заговорил.
– Ну, как, отец, настрой?
– Настрой, что надо.
– А как живёшь?
– Когда с Христом – на сто.
А без Христа – подденет дьявол рогом.
– Так, значит, можно жить,
когда с Христом?
– Пренепременно можно, если с Богом...
Он показал рукой на листьев пласт,
Уже служивший местом для кого-то.
– Ведь Он, Господь, подчас такое даст,
Что снова жить под солнышком охота...
Мы говорили с ним о том о сём,
Как бы дорожку в опади топтали.
И листья, обожженные огнём,
К нам на крыльцо
слетали
и слетали.
8 октября 2008 года,
Преставление прп. Сергия,
игумена Радонежского,
всея России чудотворца.
