Возок привёз Любовь Васильевну во второй половине дня. Раскрасневшаяся от мороза, а может, ещё больше от волнения, Любовь в просторной прихожей сняла с головы пуховый платок. Агафья вышла встречать сестру.

- Здравствуй, милая. Как добралась?

- Слава Богу, хорошо. Ты не представляешь, как я напугана. Что делать, ума не приложу.

- Любонька, проходи в гостиную, там и поговорим. Сейчас Серёжу позову. Чай уже готов. Хоть, согреешься, - ответила Агафья.

На круглом столе, накрытым белой кружевной скатертью, стоял пузатый фарфоровый чайник, из которого ароматами трав раздавалось благоухание. В вазочке лежали цукаты и баранки, обильно посыпанные маком, которые так и просились в рот. Агафья разлила ароматную жидкость по чашкам и подала розетку с лакомством сестре. Любовь Васильевна рассеяно ковыряла ложечкой клубничный мусс. На лице была написана растерянность.

- Сергей Андреевич, вот, скажите, мил человек, что это за революция такая, что заставляет людей срываться с насиженных мест, которая ломает устои и ведёт непонятно к чему? Что будет дальше со всеми нами? – сквозь слёзы еле слышно произнесла Люба. – Мой Константин Петрович предрекает крах, что чуть ли не все кары небесные обрушатся на нашу голову. Может быть, супруг преувеличивает опасность? Мы женщины, и многого не понимаем. Мы стремимся, чтобы дом был уютным, чтобы было тепло и хлебосольно. Мы в политику не мешаемся. Но когда эта политика начинает рушить семьи, хочешь не хочешь, а начнёшь задумываться о завтрашнем дне.

Любовь Васильевна всхлипнула, а Агафья протянула ей кружевной платок.

- Не надо, Любонька, рано ещё слезы лить, успокойся, милая, - стала она утешать сестру.

- Ох, Агафьюшка. Мой Константин Петрович в одну дудит: бросим всё и поехали в Европу. А кому мы там в Европах, сердешные, нужны? Жить на подачки? Или как? Согласна, есть небольшой капиталец, но его ещё вывезти надо. И потом, деньги имеют свойство быстро заканчиваться. И что? Если мы уедем, то потом не сможем вернуться на родину, так я чувствую. Не будет дома, не будет родины. И мы останемся навсегда потерянными людьми, оторванными от родных берегов. Это же так страшно! Я так не хочу жить. Мне кажется, пусть голод и лишения, но на своей земле, из которой вышли, туда и уйдем. Вся моя душа протестует против выбора Константина Петровича. Посоветуйте, что же делать мне?

- Любовь Васильевна, голубушка, я понимаю, как тяжело вам дается выбор: и не вполне оправдываю Костю, потому что понимаю, что ещё нужно повременить, - попытался успокоить свояченицу Сергей Андреевич. - Может, всё ещё не так и страшно. Добьются рабочие уступок, угомонятся. И возможно повернётся ситуация в цивилизованное русло. Поговаривают, что Учредительное собрание будет править, депутатов будет выбирать сам народ, и что царь готов пойти на уступки. Давайте, не будем сейчас лить слёзы в кулак. Нам сейчас, как никогда, надо быть единым целым. Самое главное в жизни – это семья. И нас много. Даст Бог, не пропадём. Мне ещё с Всеволодом и Вильгельмом встретиться надо. Мы, как мужчины и главы семей, будем принимать адекватное решение. Не переживайте, Любовь Васильевна. Я поговорю с Константином Петровичем, постараюсь его вразумить. Я тоже считаю, что отъезд на чужбину – не лучшее решение. Где родился, там и сгодился – так говорит русская пословица. Поэтому, надо сейчас всем успокоиться и ждать. Посмотрим, как перемены скажутся на России. А теперь, давайте, с удовольствием попьём чаю и не будем больше тревожиться ни о чём.

 

Продолжение: https://poembook.ru/poem/1461214