Тртитос... стр-85-90

Иволин Виктор

стр 85-90

Наитий

Исчезла дева - странник ожил

и сел задумчив, нелюдим;

песок у ног щекочет кожу

и утекает время с ним.

О, ночь - закат в песок вдавила!

Полночный странник со стрелой:

хандра в груди закат затмила,

и тусклый нимб над головой...

В бреду не хочется рассвета,

и горизонт размыт тоской:

любовь - хвостатая комета,-

не ухватить за хвост рукой.

То тут, то там - сверкнет глазами,

в душе, оставив боли след;

качнет лампадку с образами,-

молитва есть, а девы нет.

Видать, судьбе нужна не дева,

видать, судьбе нужна тоска;

встряхнуло жизненное древо

зачем-то Божия рука...

А дева где? Да у колосса,

да он уже и не колосс:

коль в боги сунешься без спроса,

так тьмой судьба прищемит нос...

Пред девой серый злой детина,-

как ослепляет взор весна!

Полна убожества картина,

шальным предательством полна...

Коль нет любви, стыд не преграда

и... все на жертвенный огонь...

Но без любви чадит лампада...

Прочь, серость, ты любовь не тронь!

Но поздно, поздно,- вон поминки

справляет туча воронья:

по платьицу струят песчинки

и взор затих, как полынья...

Нашел под утро странник деву,

принес в оазис к роднику,-

кукушка в кущах, вдруг: - Ку-ку,

за жизнь озвучила распевы...

...Ожив, омытая водой,

дивчина впала в сон безбрежный,

лежит, хранима взглядом нежным,

не разлученная с бедой...

Оставив девушку влюбленным,

припомнил странник зло пещер,-

ушел любовью опаленный

и опечаленный без мер.

Он долго брел сквозь жар пустыни,

не на закат, не на восход,

он изнывал посередине,

и вот, пред ним в пещеру вход.

Сокрыв себя в смиренный кокон,

шагнул в пещеру, словно вор...

Туман съедал вершины гор.

Штормило море недалеко.

В пещере жарко, как в котле;

земляне в яме топчут глину,

кругом с ухмылкой исполины,-

глаза горят в гнетущем зле...

Жрец мечет хлесткие разряды,

людей бьет шаровой искрой:

пустилась баба в дикий вой,

а исполины в смехе рады...

Вот жрец усилил искромет,-

бандит ужаленный орет:

- Топчи копытами, ослица,

да не вопи же ты, мокрица!

...Тут дама бьет бабенку в глаз,

та ей в копну волос вцепилась:

на смерть побоище взъярилось,

явив психический экстаз...

Ученый вздумал их разнять,

да баба когти в бровь вонзила,

и кожу с пол-лица спустила:

ученый ну - ее пинать...

Бандит его ударил в печень...

Тут началась такая сеча:

все восемь тел в клубок сплелись...

О, если б кто-то глянул ввысь...

Над ними шло еще сраженье,-

астрала жуткое движенье,

являло образы вражды,

в них мир людской не знал нужды.

Там вились монстры, звери, птицы

и что во снах кошмаром сниться:

друг другу целятся в нутро

и ухмыляются хитро...

Грубеет чувственность сюжетов -

звереет алчностью инстинкт,

где каждый - сумасброд отпетый,

врагу наносит злобный финт.

Вот где, для черствости потеха;

вот где, в энергии хаос!

Колоссы падают от смеха

и умиляются от слез...

Вражда достигла апогея:

пещера в реве неземном

и... лава плюнула огнем,

от беспредельности зверея.

Перстом грозиться дух Земли,

и жрец командует: - Довольно!

Смирить их кольцами безмолвья,

чтоб даже мыслить не могли!

...Сверкнула молния жестоко:

смирили драку властным током,

упали в глину восемь тел...

Жрец вампирически замлел...

Но кто есть кто в безликой глине,

кого, каким кольцом смирять?

Заволновались исполины,

и дух Земли стал вылезать...

Плеснулась лава из колодца,-

жрец возопил: - Долой уродцев!

Всех, восьмерых снесите вон!

Ой, как шатается мой трон!

Тащите бесовство к утесу,

пусть их проглотит океан!

Но крикнул странник чудо-боссу:

- Постой, безмозглый истукан!

Все, восемь душ, под властью Бога;

убьешь: останется в чертоге

их энергетика вражды,

и всю ее проглотишь ты!

Снесите их на пляж к прибою

и там с людей снимите шок.

Простит природа вам грешок

и духа призовет к покою.

...Шумит задумчивый прибой,

смывая магию и глину,

но не отмыл на лицах мины:

в сердцах еще таится бой...

Над ропотом толпятся тучи,

туман стекает с каждой кручи;

прохлада, сырость, непокой

и странник будит всех водой.

Очнулись все, глаза закрыты:

топор войны в умах зарытый…

Но странник им, как нашатырь,

и в подсознаньях поводырь...

И вот они идут в пустыню,

бредут гуськом, как караван;

в умах из мыслей балаган:

куда еще астрал их кинет...

Предчувствие не пустота,

в ней суть реальна, но незрима...

Вдруг облик злого пилигрима

явилась тени маята...

Знакомый полубог величья

низвергся в серое безличье:

потух в обиде личный мир,

теперь, по сути, он вампир.

Он незаметно, серой тенью

к слепым паломникам прирос,

с вампирской жаждой и уменьем,

включил свой алчущий насос...

Течет энергия негласно,

как под гипнозом сонным маг:

неверен под вампиром шаг;

зато мираж так видит ясно...

Цветами плещется аллея.

Он - черно-белый человек,

решив облагородить век,

как коршун над цветами реет...

Гоняет по аллеям птиц,

и вглубь цветов вонзает шприц,

и с многозначностью надбровья,

сосет энергию здоровья.