История Сильвии Норт
Ну и дура! Сансет-бульвар глумится тёплым виски,
А темнота взбирается на чопорный рожон.
И, раздвигая ноги, героиня басом низким
Стирает грань невидимых вполголоса времён.
Шел двадцать первый. Мужицкие устои
Сменялись андрогинной бутафорией назло.
И в идеальной праздности кипели ссоры,
И в море постоянно водопадами – вино.
Смеялись глупостью наивно профурсетки,
Кокетничая с теми, что выбирали сорт.
Так шла порывисто известнейшая всем нам
История Сильвии Норт.
Кричали вслед пост-пепельные дамы
Прокуренными ртами с помадой на зубах,
И кавалеры их чуть трезво целовали,
Касаясь лбами и отключаюсь так.
А в барах допьяна звучала «Sixteen Reasons»,
Ритмично размножая мужскую точку G.
И в ночь эспрессо ярче, чем обычно,
И ночью призраки вопят о вопиющей лжи.
И только Сильвия у стойки микрофонной
Шептала нежно, как заботливая мать.
На вдохе замирал сам Бог покорный,
И дьявол с выдохом ложился спать.
И пела с болью простой о теплых странах,
Где вся любовь – желание пустоты.
И поцелуи так волнительно приятны
Лишь потому, что рушатся мосты.
И вздохи тайные явью отзвонят,
Когда нарушится открытое презрение.
Все шестнадцать причин – яд,
Безукоризненное повиновение.
И пролитые кровью обещания
Забудутся, как новостные сводки.
Как факт, сердца колесовали.
Наверное, Верре. Алмазной водкой.
И видимо любовь ее была до гроба
Сплетением горя и тупой тоски.
И что-то страшное случилось в общем -
Болели часто у нее виски.
И стыла кровь, когда ловила взгляды,
И отводила взгляд свой, истину храня.
Наверное, влюбилась она сразу.
А после – не смогла простить себя.
И всё страдала, сетуя на бренность,
И позволяла мечтаниям роднить.
И всё менялось, правда, постепенно,
Что отбивало всякое желание жить.
А после бара – тащились все с ухмылкой
Не по своим домам, и не одни.
И Сильвия на берегу с тоской тигриной
Сдувала пыль с ключей своих.
И, взяв один из них, задумалась о вечном,
И вряд ли нужный вспомнила замок,
Но чувства ранние ею овладели
И рухнула в глубины кернских вод.
И ей приснился сон такой же долгий,
Как самый первый нежный поцелуй.
И Сильвия в улыбке смертно-робкой
Погибла одинокою вдовой.
«Ну и дура!», - скажут в некрологе,
Начертят имя курсивом комильфо.
И через сотню лет напишут в блоге
Историю невыдуманной Норт.
Adam Kesher
История Сильвии Норт
Август, 15 † 2014
А темнота взбирается на чопорный рожон.
И, раздвигая ноги, героиня басом низким
Стирает грань невидимых вполголоса времён.
Шел двадцать первый. Мужицкие устои
Сменялись андрогинной бутафорией назло.
И в идеальной праздности кипели ссоры,
И в море постоянно водопадами – вино.
Смеялись глупостью наивно профурсетки,
Кокетничая с теми, что выбирали сорт.
Так шла порывисто известнейшая всем нам
История Сильвии Норт.
Кричали вслед пост-пепельные дамы
Прокуренными ртами с помадой на зубах,
И кавалеры их чуть трезво целовали,
Касаясь лбами и отключаюсь так.
А в барах допьяна звучала «Sixteen Reasons»,
Ритмично размножая мужскую точку G.
И в ночь эспрессо ярче, чем обычно,
И ночью призраки вопят о вопиющей лжи.
И только Сильвия у стойки микрофонной
Шептала нежно, как заботливая мать.
На вдохе замирал сам Бог покорный,
И дьявол с выдохом ложился спать.
И пела с болью простой о теплых странах,
Где вся любовь – желание пустоты.
И поцелуи так волнительно приятны
Лишь потому, что рушатся мосты.
И вздохи тайные явью отзвонят,
Когда нарушится открытое презрение.
Все шестнадцать причин – яд,
Безукоризненное повиновение.
И пролитые кровью обещания
Забудутся, как новостные сводки.
Как факт, сердца колесовали.
Наверное, Верре. Алмазной водкой.
И видимо любовь ее была до гроба
Сплетением горя и тупой тоски.
И что-то страшное случилось в общем -
Болели часто у нее виски.
И стыла кровь, когда ловила взгляды,
И отводила взгляд свой, истину храня.
Наверное, влюбилась она сразу.
А после – не смогла простить себя.
И всё страдала, сетуя на бренность,
И позволяла мечтаниям роднить.
И всё менялось, правда, постепенно,
Что отбивало всякое желание жить.
А после бара – тащились все с ухмылкой
Не по своим домам, и не одни.
И Сильвия на берегу с тоской тигриной
Сдувала пыль с ключей своих.
И, взяв один из них, задумалась о вечном,
И вряд ли нужный вспомнила замок,
Но чувства ранние ею овладели
И рухнула в глубины кернских вод.
И ей приснился сон такой же долгий,
Как самый первый нежный поцелуй.
И Сильвия в улыбке смертно-робкой
Погибла одинокою вдовой.
«Ну и дура!», - скажут в некрологе,
Начертят имя курсивом комильфо.
И через сотню лет напишут в блоге
Историю невыдуманной Норт.
Adam Kesher
История Сильвии Норт
Август, 15 † 2014
