Пусть в памяти навеки сохранится...
Пусть в памяти навеки сохранится,
Как все дороги снегом замело
И как, минуя новую больницу,
Я шел когда-то в дальнее село.
Я не прошел еще и половины,
Погоду ошалелую кляня,
Как привлекло окно без крестовины
Своей необычайностью меня...
...Чтоб тень от рам не падала оконных
И чтобы было в комнате светло,
В окно больничных операционных
Всегда вставляют цельное стекло.
И вот когда на землю ночь ложится
И ярко освещается окно,
Во всем огромном здании больницы
Из прочих выделяется оно...
И стал следить я взглядом оробелым,
Как за оконным тоненьким стеклом,
Забыв про все, два человека в белом
Внимательно склонились над столом.
Стекло слегка подернулось морозом,
И видел я, как будто в полумгле,
Врачей и человека под наркозом,
Лежащего недвижно на столе.
Он мнился мне молоденьким служивым,
Отважным пограничником-бойцом,
И так хотелось, чтоб остался жив он,
Что я надолго замер под окном.
И я душою детскою измерил
Его пути без края и конца,
И я врачам внимательным поверил,
Как мог поверить младший брат бойца.
И я стоял у здания больницы,
Но стать мечтал я вовсе не врачом,
А тем бойцом, что около границы
Упал на снег с простреленным плечом.
...И сердце билось, билось учащенно,
И я в окне увидел наконец,
Как два врача вздохнули облегченно,
И понял я, что будет жить боец...
Ушел я со спокойною душою
Туда, куда судьба меня вела.
Заснеженной дорогою большою
Шагал я от села и до села.
И дней разнообразных вереница
Пошла кружить, мелькая предо мной.
Далекая районная больница
Осталась где-то в детстве, за спиной.
Не схваченное жесткой крестовиной,
Десятком ярких ламп освещено,
Горит вдали над снежною равниной
Отчетливое светлое окно.
1952
Как все дороги снегом замело
И как, минуя новую больницу,
Я шел когда-то в дальнее село.
Я не прошел еще и половины,
Погоду ошалелую кляня,
Как привлекло окно без крестовины
Своей необычайностью меня...
...Чтоб тень от рам не падала оконных
И чтобы было в комнате светло,
В окно больничных операционных
Всегда вставляют цельное стекло.
И вот когда на землю ночь ложится
И ярко освещается окно,
Во всем огромном здании больницы
Из прочих выделяется оно...
И стал следить я взглядом оробелым,
Как за оконным тоненьким стеклом,
Забыв про все, два человека в белом
Внимательно склонились над столом.
Стекло слегка подернулось морозом,
И видел я, как будто в полумгле,
Врачей и человека под наркозом,
Лежащего недвижно на столе.
Он мнился мне молоденьким служивым,
Отважным пограничником-бойцом,
И так хотелось, чтоб остался жив он,
Что я надолго замер под окном.
И я душою детскою измерил
Его пути без края и конца,
И я врачам внимательным поверил,
Как мог поверить младший брат бойца.
И я стоял у здания больницы,
Но стать мечтал я вовсе не врачом,
А тем бойцом, что около границы
Упал на снег с простреленным плечом.
...И сердце билось, билось учащенно,
И я в окне увидел наконец,
Как два врача вздохнули облегченно,
И понял я, что будет жить боец...
Ушел я со спокойною душою
Туда, куда судьба меня вела.
Заснеженной дорогою большою
Шагал я от села и до села.
И дней разнообразных вереница
Пошла кружить, мелькая предо мной.
Далекая районная больница
Осталась где-то в детстве, за спиной.
Не схваченное жесткой крестовиной,
Десятком ярких ламп освещено,
Горит вдали над снежною равниной
Отчетливое светлое окно.
1952
