Компас наоборот
«Берлинские пирожные, мюнхенские пивные
и Баден-Баден, куда все уезжают…»
1
Подпольный абортарий, взятый на абортаж
жидомассонами,
зацветает крестоцветно кристаллами ставролита.
Косноязычие Цинцинната…
Литература пахнет уже не эфиром, а взяткой
в особо мелких, но всё равно подсудной…
Слон в лавке каслинского литья
почти безвреден, но аутотравматичен…
Из осколков зеркала выйдет прекрасное сердце
для сказочного героя.
2
Если я и запою вдруг птицей певчей,
то уж верно не в этой жизни.
И даже не в следующей, не через одну-две,
а где-нибудь там, лет полтыщи до или после,
в мёртвом шелестящем саду
имени слепого библиотекаря.
Он там не был, но имя настолько созвучно саду,
когда среди шорохов палой окостеневшей листвы
хрустнет фаланга ветви под чьей-то ногой…
И снова шелест.
3
Из любой ситуации есть два выхода -
простой и глупый.
Какой ни выбери, а все не ладно.
Значит, бери монету и прячь в ладони.
Решка, орёл cплавляются воедино памятью
в готическом горельефе.
Быстрее, пока не потекла вдоль линии жизни
капля судьбы,
брось эту медную дырочку мирозданья
в море. Это «на горе», а точнее,
чтобы вернуться.
Вновь постучаться в ворота,
скрипнуть половицей у входа…
Выйти навстречу, отвернув зеркало
серебром к стене.
4
Белеет парус одинокий…
Ума не приложу, как разглядеть
его, белый в блёклом створе
раковины пустышки-жемчужницы.
Да и зачем? Пусть белеет себе
там, за зрением.
А подпустишь близко, и не останется
ни-че-го… Кроме запаха прогорклой рыбы.
Хочешь? Забирай, мне не жалко.
5
Это как гадание на счастье
по крошащимся лепесткам
засушенной согбенной ромашки,
которой ты столько лет назад
заложил цитату, допустим, в Бодлере.
Это как спазматическая дрожь –
предвестница обратной перистальтики
при воспоминании о коллеге жены –
старой деве без перспектив,
мечтающей, чтобы её мужчина
пах ребенком…
Это как зовущая тень безумия,
жёлтый фонарь, ночь за ночью
качающийся за окном сбрендившего певца
промозглого сырого Петербурга.
12 апреля 2005