Кошка.
Лошади несли бешено, фыркая раздутыми ноздрями и сверкая вывороченными белками глаз, мокрые крупы лоснились от пота, хвосты развевались на скаку, как тысяча разозлённых змей. Топот копыт вздымал плотную пыль, смешанную с мелкими камнями, эта ядрёная смесь впивалась в кожу, под ремни упряжи, разъедала глаза и от этого лошади зверели ещё сильнее и несли, несли пустую уже повозку, ничего не соображая.
Улицы были пусты в эти дневные часы фиесты, солнце шпарило, как прокажённое, и до вечера, несущего мало-мальскую прохладу, было ещё далеко. Дул горячий ветер, играя песком и «перекати полем» и ещё каким-то мусором, заполняя кривые узкие пространства.
В одном из дворов приоткрылась калитка, и наружу показался малец лет двух, закопченный, с чёрными смоляными кудряшками волос, в серой рваной рубашонке. Он деловито плюхнулся в придорожную пыль, бросил в неё глиняные черепки, прихваченные из дому, присыпал их горячим золотистым песком и засмеялся довольным смехом, повизгивая от восторга.
Из калитки важно вышла чёрная кошка. Она невозмутимо подошла к ребёнку и всем телом приласкалась – потёрлась о его спинку, потом несколько раз лизнула его в ухо и шею, и не дожидаясь, когда он схватит её за чёрный длинный хвост, грациозно прошествовала вдоль раскалённой от солнца стены и скрылась в тени чахлых придорожных растений.
Малец насыпал в черепки песка и пошел, рассыпая песчаный след по дороге вперед, потихонечку перебирая маленькими крепкими ножками туда, где узенькая улочка пересекалась с другой, более широкой, и создавала подобие перекрёстка. В другое время здесь стояли гружёные арбы, верблюды, мулы, погонщики и продавцы всевозможного товара. Кипела торговая жизнь, тут и там слышались гортанные крики, звон монет и шелест разворачиваемых тканей, крики ишаков и возгласы, призывающие купить что-нибудь, во что бы то ни стало…
Сейчас здесь было тихо и безлюдно.
Мальчишка дошёл до скрещения улочек и сел, рассыпав свои черепки перед собой. Видимо для него они уже были не просто разбитой посудой, а превратились во что-то живое и дружественное, так как он стал нежно лопотать им, словно о чём-то рассказывая, наклоняя лицо прямо в пыль, улыбаясь и поглаживая их своими маленькими загорелыми ручками.
Между тем, лошади несли уже помедленнее, порядком подустав сворачивать на кривых улицах и переулках, но останавливаться ещё и не думали.
Какой-то бес нёс их, не давая остановиться и передохнуть.
Они опять стали набирать тот же бешеный темп и копыта глухо, но стремительно приближали их к тому месту, где в пыли играл ребёнок. Вожак будто одержимый вёл свою четвёрку, высоко взметая копыта и кося налитыми кровью глазами. Мальчик сидел спиной, но в последний момент, словно что-то почувствовав, обернулся назад и увидел огромные лошадиные морды. Он развернулся и, словно загипнотизированный этим зрелищем, во все глаза смотрел на приближающуюся неотвратимую смерть.
И тут, будто маленькая чёрная молния мелькнула из кустов. Она изо всех сил впилась в бок одной из лошадей и тут же пропала где-то под копытами в плотном облаке пыли. Лошадь дёрнула в сторону, увлекая всю адскую четвёрку за собой, послышался резкий скрежет, и повозка свернула на соседнюю улицу, продолжив свой сумасшедший путь.
Ребёнок заплакал так громко и пронзительно, что на крик стали выскакивать люди.
Выбежала сомлевшая от жары и работы мать, схватила на руки мальца, одновременно кутая его в свои юбки, вытирая ему грязные слёзы руками, целуя и ругая, качая и причитая…
Откуда-то, проскользнув между человеческих ног, появилась кошка. Она несколько раз потёрлась о женскую юбку и словно убедившись, что все живы-здоровы, потянулась и исчезла из поля зрения.
