Никто не слышит, как рыдает тот...
Никто не слышит, как рыдает тот,
Кто на людях заливисто смеётся,
И дурака свалять не применёт,
И чужаку как другу улыбнётся.
Врываясь в будни невпопад,
Войдя во вкус, чуть-чуть лукавит
И чушь какую-то добавит -
Бессмыслицу... На первый взгляд.
Но помнит времена предательства, молчанья,
Борьбы, мольбы, надежды и отчаянья.
Ловил ртом воздух, чтоб не задохнуться,
От рвущей душу, дикой, лютой боли.
Бывало всякое... Так что ж не улыбнуться
Теперь сейчас? Когда ты жив и волен.
Он щедр на живительную кровь
И ритм сердца делит безвозвратно.
Нет ничего естественней, чем отдавать любовь!
Неужто это может быть неважно, непонятно?
Не каждый примет дар, а кто-то упрекнёт
В коварстве, хитрости, игре, ином обмане:
Махнёт рукой и шутку призовёт -
Печать на неприметной, но незажившей ране.
Он потеряет много крови,
И донор быстро не найдётся.
Но сквозь насупленные брови
Все вновь заметят: он смеётся.
Кто на людях заливисто смеётся,
И дурака свалять не применёт,
И чужаку как другу улыбнётся.
Врываясь в будни невпопад,
Войдя во вкус, чуть-чуть лукавит
И чушь какую-то добавит -
Бессмыслицу... На первый взгляд.
Но помнит времена предательства, молчанья,
Борьбы, мольбы, надежды и отчаянья.
Ловил ртом воздух, чтоб не задохнуться,
От рвущей душу, дикой, лютой боли.
Бывало всякое... Так что ж не улыбнуться
Теперь сейчас? Когда ты жив и волен.
Он щедр на живительную кровь
И ритм сердца делит безвозвратно.
Нет ничего естественней, чем отдавать любовь!
Неужто это может быть неважно, непонятно?
Не каждый примет дар, а кто-то упрекнёт
В коварстве, хитрости, игре, ином обмане:
Махнёт рукой и шутку призовёт -
Печать на неприметной, но незажившей ране.
Он потеряет много крови,
И донор быстро не найдётся.
Но сквозь насупленные брови
Все вновь заметят: он смеётся.