КОЧЕРЁЖКИН
Я всегда ходила мимо него, когда приезжала к бабушке. Куда бы ни направлялась - к соседям, к подружке Римке, к пруду, к роднику, в лес за орехами - он всегда был свидетелем. Потому что почти неотрывно сидел на соседской скамейке, возле традиционно зеленого забора и палисадника с георгинами.
Сидел, как привязанный к дереву Хосе Аркадио Буэндия-старший, хотя, конечно же, по доброй воле...
Нет, он не был лентяем. Просто его не носили ноги. С молодости у него были проблемы с позвоночником, а потом и вовсе стало тяжко.
Рядом стояла его ярко голубая инвалидка, которую совершенно бесплатно ему выделило государство. Знаю, сколько издевательств и насмешек выдержал этот спичечный коробок на колесах, но сегодня у меня к нему другое отношение. Машинка-тарахтушка была его окном в мир. И возможностью быть полезным семье. На ней он ездил за хлебом в совхозный магазин (за 2 км, между прочим) и по другим мелким поводам. Инвалидку, повторюсь, ему выделили бесплатно. Это к вопросу о безразличии нашего бывшего государства к своим гражданам...
Дядька Митька. Или Кочерёжкин. От слова кочерга. Почему - никто не знает, но кличка прицепилась намертво. Ее приклеил некий легендарный деревенский житель, который умер задолго до моего рождения, но его прозвища жили в поколениях. Вот и трех сыновей дядьки Митьки тоже звали Кочерёжкиными. А жену Марусю - соответственно Кочерёжкиной. И никто не обижался.
Сыновья, кстати, все выросли, получили высшее образование и стали успешными, разъехавшись по большим городам. Там не знали, что они Кочерёжкины.
А отец остался сидеть на своей скамейке, получая и цитируя проходившим мимо дорогие ему письма.
Да, он не был бесполезен. Он был как местное справочное бюро. Поскольку мимо него ходила не только я - рядом с ним протекала вся жизнь деревни.
"Мить, а мой уже пришёл?", "А ты не видел, куда дети побежали?", "А коров уже выгнали?", "А сборщик молока уже уехал?" - то и дело слышались вопросы со всех сторон.
А еще многие, шедшие по своим делам в одну или другую сторону, присаживались рядом, отдыхали, перебрасывались парой слов...
Я с ним всегда здоровалась, а он шутил в ответ или говорил какой-то незатейливый комплимент...
Городские дети любят деревню, пока им интересно лазить по заборам и играть в прятки с соседскими Мишкой и Вовкой.
Когда на смену приходят другие интересы и совсем иные Мишки-Вовки, то деревенская жизнь прекращается. Вот и я почти перестала туда ездить лет в 15. Особенно, когда забрали бабушку, но родители по-прежнему бывали там, как на даче.
- Дядя Митя умер, - как-то сказала мама.
- Кочерёжкин? - беспечно уточнила я.
- Да...- ответила мама. И назвала его фамилию.
"Умер, потому что старый был", - спокойно подумала я, не видя повода убиваться по соседу. Тем более и не вспоминала-то его уже столько лет...
А потом мне захотелось в деревню. Погулять по тропинке, разделяющей наш сад с полем. Вместе с мамой. Там всегда были заросли наших любимых васильков. Поесть папиных фирменных шашлыков по азербайджанскому рецепту. Поболтать с Мишкой-Вовкой-Римкой, которые тоже уже не часто появлялись на малой родине...
Я приехала. Сходила к роднику. Полюбовалась заросшим прудом. Посидела на пеньке под вековым тополем.
Вроде все, как всегда. Но не так.
Чего-то не хватает.
Бабушки нет, но это давно. Мальвы цветут скупо. Зато яблок по-прежнему море.
Но пусто. Прошлась еще раз.
Кочерёжкина нет.
И только тогда я поняла, что он умер. Именно поняла, а не узнала.
УМЕР.
Ушел в мир иной маленький человек, который несколько десятилетий просидел на одной скамейке. Он ушел, а мир остался. Но мир никогда уже не будет прежним.
Потому что скамейка пуста, никто из прохожих на нее не садится, а через всю улицу не звучит звонкий голос: "Мить, а мой сегодня трезвый вернулся?"
Так умирали и продолжают умирать целые деревни...
Это, собственно, все, что я хотела сказать о силе деталей.
Хоть и негоже, наверное, человека деталью называть...
*Картина Irik Musin
