Национальный вопрос (с улыбкой)
Принято считать, что русские люди суровы и неулыбчивы. Поэтому, увидев на моём лице распахнутую настежь улыбку, меня часто спрашивают: - Вы не русская? Откуда? И я, улыбаясь ещё шире, хотя дальше уже казалось бы, некуда, ошарашиваю ответом: - Из Архангельска. Немая сцена! - Да что вы говорите? Не может быть... - Почему же? - Ну, такая жизнерадостность у северян? Хотя... Может быть... И характер открытый, бесшабашный... Но вот эта ваша смуглявость и глубокие, карие глаза...
Признаться, меня саму немного смущала лёгкая смуглота моей кожи, и я не раз приставала к маме, тоже темноволосой с приятным румянцем и ямочками на смуглых щеках, с вопросом: - Откуда? Она улыбалась и говорила: - Да откуда мне знать? В нашем захолустье тьма ребятишек чернее нас бегали босиком по бездорожью, только пыль столбом. Папе подобные вопросы задавать не было смысла. Он был высок, русоволос и сероглаз.
Тогда я приняла, как рабочую гипотезу, версию, что, видимо, не обошлось без вмешательства бродячего цыганского табора, хотя это было и спорно, и не доказуемо.
И, оказалось, так и есть. Моя бабушка (по маме) была дочерью северного цыгана. То есть во мне 25% цыганской крови. Дальнейшее расследование показало, что я на 25% полька по другой бабушке. И на половину - русская. На моём родном Севере мне таких вопросов не задавали. Я была своя в доску. Но стоило переехать в Центральную часть страны, как такие вопросы стали столь часты, что мне становилось совсем неуютно среди русских людей.
Впредь, когда кто-то задавал подобный вопрос, я отвечала: русская с примесью, испанцев (они на севере вели пушное дело когда-то), татар (они везде), евреев (почему бы и нет), болгар (братушки), украинцев (есть такие гарные хлопцы)... Кого могла вспомнить. И добавляла, смеясь: - Не исключено, что где-то рядом стоял цыганский табор с горячими мачо. На меня смотрели с интересом и даже с некоей завистью, ну или...кхм... Не стоит об этом...Ну вот этого я не понимала и не пойму никогда.
Генеалогия. Интересно! Занимала идея составить собственное фамильное древо. Занимала до тех пор, пока меня не посетила банальная мысль. Как можно предусмотреть разные варианты событий? Кто, с кем, когда, запретная любовь и так далее… Какой простор для фантазии... У каждой семьи в широком смысле слова найдутся невероятные, романтические тайны и свои скелеты в шкафу.
А тайна всегда будет интересной, если останется тайной навсегда!
Не правда ли?!!
*********************************************************
Недавно на стихире прочла стихо о моём родном крае. Автор тоже был удивлён наличием цыган на севере.
Стоило ли удивляться, право. Ведь цыгане ВЕЗДЕ!))
Но стих хорошо.
Перепечатала его полностью сюда. А про северных цыган есть статья в википедии.
********************************************
Белоглазая чудь заволочская,
а средь них славословится Русь.
Здесь и речь раздаётся московская...
На Онегу я вновь соберусь.
Особое свечение Поморья. Сполох свят.
А братья: "Здесь помолимся, и будем без утрат."
В семидесятых годах мы добрались до Архангельской области и наведались в Каргополь.
Так далеко от Акрополя и Севастополя, но тоже полис. Чудеса...
В мастерской встретили чернявого кузнеца: оказался он, по его словам, "северным цыганом".
Немало подивились этому, купили кованый горельеф и пошли искать знаменитые расписныя игрушки.
А потом по заброшенным монастырям потащились, забираясь в пустые приделы.
Там и увидел я овальное окно -- бойница? печура? -- наставил из него плохонький фотоаппарат "Смена" и сделал снимок стройной часовенки. Да так хорошо получилось, что Наум Вайман запросил позволения украсить изображением обложку своей книжки "Стихотворения", изданной в 1983 году тиражом в 400 экземпляров. Стал перелистывать "древнюю" книжицу и наткнулся на стоющее произведение.
Вот оно.
Маленьким самолётом прибыли и к Холмогорам, где изумились деревянным тротуарам, виденным и на архангельских улицах.
Всякие были там лубяные шкатулки, кошельки и туеса.
Ну и по морошку.
Ох, хороша была ягода, особенно на турбазе недалеко от Пинеги.
После обеда сбежал я и скрылся в лесу. Вижу, гриб высится на пригорке да такой красавец, любо-дорого.
Срезал его, но понял, что такой ладный и румяный скоро изотрётся.
Взял и съел шляпку, а ножку -- в мешок.
Вышел к речке, а там парнишка сидит и рыбу ловит.
Развели костерок и стали уху варить.
И трапезничать. Почти без водки.
Плавно настала ночь.
Пригласил рыбак меня заночевать.
Делать было нечего, хоть светло, но безлунно. В лесу темно.
Убоялся я, что может меня рыбачок пырнуть.
Тут у меня живот так схватило -- гриб этот заповедный -- что мне не до палатки стало.
Всю ночь бегал в прогалины и в реке купался.
А утром побрёл сияющим лесом к турбазе.
Меня никто и не хватился.
Вот так исчезнем из мiра и никто, кроме матери с отцом и не заметит. А жена другого найдёт.
Между тундрой и тайгой Беломорье за губой.
Да и погнали мы на Соловки.
Паромов нет. Неужто летаки?
Острова-то беззмеиные.
И, увы, бессоловьиные.
Ля-ля-ля. Оля-ля. У валунного кремля.
Лопари откочевали. И теперь скиты... Поля...
В просторной келье соловецкой
я провалился в вещий сон...
Кто я? Студент страны советской?
Нет, я монашек. И влюблён.
Грумант
Мы игралися с Нюшей в игрушечки;
Тролли били вовсю зеркала—
Враз пропали и блёстки, и рюшечки,
Исколола забвеньем игла.
Пролетели минуты столетий
Миновали столетья минут...
И в сомнамбуле маялся йети;
Восхищался, в бреду, шалапут.
Очнулся я и спрашиваю: “Где вы?”
Акупунктурны нежный снег и лёд,
Сижу в чертоге Снежной Королевы
И вспоминаю троллей и полёт.
Вдруг несётся ко мне легкой серною
Молодая красивая дщерь;
Говорит мне: “Твоя благоверная
Собирается в гости, поверь.”
Будто смотрит дворянкой осколочной,
Но по-аглицки чешет как зверь;
Я смотрю на неё, подыголочный:
Из Москвы в Петербург через Тверь.
Викки! Викочка! Имшенецкая!
А теперь просто-напросто Shane—
Пост-немецкая, досоветская,
В ней одной и камин, и глинтвейн...
...Потягушечки-выгибушечки,
Нюша хочет добраться ко мне,
Стиснуть зубы, как в сказке лягушечка,
И лететь в голубой вышине...
