Deja Vu

Если мне надлежит вновь прийти этот мир сокровенный,

В свой задумчивый город, как в заброшенный старый эскиз,

Я кровинкой вольюсь в узловатые, взбухшие вены,

И дробиной дождя я озвучу оконный карниз...

 

Но когда окунусь с головой в этот сумрак незрячий,

И забытый мотив, словно жилка, забьётся в виске,

неужели не сдавит мне горло удавкой кусачей —

стародавняя боль, что, как соль, растворилась в зрачке?

 

Но когда я привыкну к постылой, потрёпанной роли

Безучастного путника, что появился из тьмы,

Неужели не вскрикну от нежности, счастья и боли,

Увидав отчий дом, населённый чужими людьми?

 

Неужели пройду восковою, бездумною куклой,

Ничего не услышав, ничего не увидев окрест,

Вот хотя бы по улице этой, горбатой и тусклой,

Где беззубый фонарь, освещает кургузый подъезд...

 

Может быть, на мгновенье очнувшийся вскинется разум,

И раскрасится мир, вспыхнут окна, согреется дом...

Но взовьётся зима, ослепит, словно сжиженным газом,

Черно-белой пургой. И опять все пойдет чередом.

 

Так случалось не раз, в средоточии буден кромешных —

Угловатый разряд полыхнёт, будто блик на стекле.

Ничего, все пройдёт. Это — время, дурной пересмешник.

Все пойдёт чередом. Ничего не увидишь во мгле.

 

Не забыть и не вспомнить тревожные блики нагие.

Ни принять, ни отринуть дразнящие с ними родство.

И, наверное, мир сотворён был глухой ностальгией:

Просто вспомнил Господь — искрой памяти — Мир до Него...