Д`этуаль
Е.К.
Она забыла адрес твой
На скорбный день сороковой,
А ты пока ещё живой
При всём своём добре,
Почти красив, как Аполлон,
Весьма заманчив для мадонн,
Скорее, всё же — для матрон
В дешёвом серебре.
Цвела акация как раз,
Роняя траурный атлас,
Как слёзы горькие о вас
И белую печаль.
Играл Кошатник на трубе
И медь орала — вещь в себе —
Об удивительной судьбе
Канцону д`этуаль.
Журавлик плыл, скворец летел,
Под ними серый мир редел,
Уже не чувствуя предел
Зелёных эскапад.
Старушки спрятали чулки,
Детишки вынесли мелки,
А ты рождал лишь матюки
С растопкой для лампад.
Слова сжигались, как дрова
И придорожная трава
С надеждой в силу волшебства
Родного языка.
А что осталось? Только речь,
Грозы нечаянной картечь,
Весна, акация, сиречь,
Богатство дурака.
А между тем, закат алел,
Кошатник вместе с медью пел
О двуединстве потных тел
Под северной звездой.
И ночь шаманила для них,
Любимых, тёплых, озорных
В молитвах светлых и льняных,
Воняя резедой,
Где мир всё тот же: зелен, юн
И ночь литая, как чугун,
Лишь ты вопил, как гамаюн
И птичка козодой
О той, что больше не придёт
И больше жизни длится год,
И всё когда-нибудь пройдёт
Бедою за бедой.
Журавлик станет марабу,
А дворник, выбросив трубу,
Немым растянется в гробу
В какой-нибудь февраль.
Года распишутся на лбу
И слово ссохнется в зобу
В совсем бездарное бу-бу
Под вечной этуаль.
Она забыла адрес твой...
Минуты ухают совой
И шелестят над головой
Куда-то в никуда.
Цветёт каштан, течёт орех
И, в общем, жаловаться грех:
Была, была же для утех
Ещё одна звезда.
Август 1998
Она забыла адрес твой
На скорбный день сороковой,
А ты пока ещё живой
При всём своём добре,
Почти красив, как Аполлон,
Весьма заманчив для мадонн,
Скорее, всё же — для матрон
В дешёвом серебре.
Цвела акация как раз,
Роняя траурный атлас,
Как слёзы горькие о вас
И белую печаль.
Играл Кошатник на трубе
И медь орала — вещь в себе —
Об удивительной судьбе
Канцону д`этуаль.
Журавлик плыл, скворец летел,
Под ними серый мир редел,
Уже не чувствуя предел
Зелёных эскапад.
Старушки спрятали чулки,
Детишки вынесли мелки,
А ты рождал лишь матюки
С растопкой для лампад.
Слова сжигались, как дрова
И придорожная трава
С надеждой в силу волшебства
Родного языка.
А что осталось? Только речь,
Грозы нечаянной картечь,
Весна, акация, сиречь,
Богатство дурака.
А между тем, закат алел,
Кошатник вместе с медью пел
О двуединстве потных тел
Под северной звездой.
И ночь шаманила для них,
Любимых, тёплых, озорных
В молитвах светлых и льняных,
Воняя резедой,
Где мир всё тот же: зелен, юн
И ночь литая, как чугун,
Лишь ты вопил, как гамаюн
И птичка козодой
О той, что больше не придёт
И больше жизни длится год,
И всё когда-нибудь пройдёт
Бедою за бедой.
Журавлик станет марабу,
А дворник, выбросив трубу,
Немым растянется в гробу
В какой-нибудь февраль.
Года распишутся на лбу
И слово ссохнется в зобу
В совсем бездарное бу-бу
Под вечной этуаль.
Она забыла адрес твой...
Минуты ухают совой
И шелестят над головой
Куда-то в никуда.
Цветёт каштан, течёт орех
И, в общем, жаловаться грех:
Была, была же для утех
Ещё одна звезда.
Август 1998
