Москва, Лёнька и Бутырский Хутор

В 1949 году в Советском Союзе проведено испытание первой атомной бомбы в Семипалатинске. Провозглашена Китайская Народная Республика. В Киеве выпущен первый советский серийный бытовой магнитофон «Днепр». Знаменитый американский певец Поль Робсон дал большой концерт в зале имени Чайковского.

В стране прошло очередное сталинское понижение цен. С 1 марта 1949 года снижены цены в следующих размерах: хлеб, мука и хлебобулочные изделия, крупа и макароны, мясо и колбасные изделия, рыба и рыботовары, масло сливочное и топленое, шерстяные и шелковые ткани, меха, метало-хозяйственные изделия и электротовары, фотоаппараты и бинокли — на 10%; швейные изделия из шерстяных тканей — на 12%; швейные изделия из шелковых тканей, обувь, головные уборы — на 15%; мотоциклы и велосипеды, радиоприемники, пианино, аккордеоны, баяны, патефонные пластинки, ювелирные изделия, пишущие машинки — на 20%; телевизоры, водка — на 25%; соль, цемент, патефоны, часы, сено — на 30%.

На экраны страны вышли замечательные кинофильмы: Машина 22-12; Падение Берлина; Кубанские казаки; Константин Заслонов; Звезда; Встреча на Эльбе.

В Москве полным ходом воплощается в жизнь постановление Совмина СССР № 53 от 13 января 1947 года о строительстве в Москве многоэтажных зданий (высоток)

Слух о том, что Ленькин отец должен получить комнату в Москве от министерства, где он работал появился сразу после окончания войны. Первый жилой дом для работников министерства сдан в эксплуатацию в 1947 году на Волочаевской улице. Отцу выдали смотровой ордер. Многоквартирный дом построен вблизи знаменитого металлургического завода «Серп и Молот». Дело было зимней снежной порой. Однако снега на Волочаевской улице замечено не было, но зато аккуратно лежал ровный слой черной копоти от множества дымящих круглосуточно заводских труб. Отец осматривать квартиру не пошёл и с грустью вернул ордер в местком, сказав, что подождёт ещё год, когда сдадут в эксплуатацию следующий жилой дом на Бутырском Хуторе.

25 декабря 1948 года состоялось долгожданное переселение в Москву на Левый проезд Бутырского Хутора из деревни Юрово, где Ленькина семья жила на птичьих правах в бывшей конюшне. Открытой грузовой машиной для перевозки нехитрого скарба помог Петр Петрович Пашкин муж Ленькиной тетки Веры, семья которой жила в Тушино, дядя Петя работал на Тушинском машиностроительном заводе в отделе Главного Механика и принимал непосредственное участие в изготовлении кремлёвских рубиновых звезд.

Великой радости от переезда в Москву Ленька не испытывал после того как узнал, что новый дом находится на глухой окраине Москвы, а до Юрово можно будет добираться на электричке от станции Останкино Октябрьской железной дороги. Где эта улица, где этот дом, пока для Леньки - тёмный лес. К восьми годам он несколько раз бывал с родителями в Москве: в зоопарке, цирке, на Красной площади, даже один раз в театре Юного зрителя. Это на городских центральных улицах, а что представлял собой неведомый Бутырский Хутор на забытой окраине, Ленька представить не мог. Одно хитрое название пугало и вызывало раздражение и отторжение. Что такое Бутырки, и что такое Хутор, для Лёньки звуки пустые. В районе на месте строительства жилого многоквартирного дома побывал отец. Но из отца клещами могла вытянуть пару слов только мать.

Новый район на севере Москвы. После Нового года подведут троллейбусную линию и троллейбус будет ходить до Охотного ряда. Продовольственный магазин рядом. Это вся информация, что вытянула Лёнькина мать за выходной день в час по чайной ложке. Даже то, что дом ещё не закончен полностью, а сдали только половину дома отец не рассказал.

С Дмитровского шоссе полуторка свернула направо, переехали Савёловскую железную дорогу по деревянному, узкому, разбитому в пух и прах мосту, который почему то называли путепровод, где могли едва разъехаться две автомашины. Узенький тротуар, чтоб смогли едва разойтись два обезжиренных пешехода. Лёнька зорко отмечал с горечью и досадой, увиденные из окна машины унылые детали городского пейзажа.

В своих мечтах он представлял, что будет жить в огромном доме на восьмом этаже и по утрам наблюдать восход солнца. Лёнька обожал в деревне проснуться раньше всех, забраться на лестницу, ведущую на чердак и оттуда любоваться, как из земли поднимается раскалённый диск солнца и природа вокруг оживает, наполняется пением птиц, жужжанием пчел, шелестом листьев, а Лёньке непроизвольно хочется громко петь: «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля…»

Лёнька выше восьмого этажа зданий не видел. Сразу за мостом проехали под высоковольтной линией ЛЭП-500. Провода, висевшие почти до земли, толщиной с Лёнькину руку, гудели так, что слышно в кабине. Линия заканчивалась тут же справа от дороги у огромного здания электроподстанции МОГЭС. Леньке запомнились три круглых окна, вылитые иллюминаторы на последнем этаже шестиэтажного здания, где рядом в стене исчезали провода высоковольтки.

На Бутырский Хутор (Бутхут) ведёт единственный проезд. Сквозного автомобильного маршрута через Бутхут долгие годы не существовало. Территория представляла треугольное пространство, ограниченное тремя транспортными линиями: Савеловской, Октябрьской и Рижской железными дорогами. Автомашины, которые заезжали на Бутырский хутор становились большой редкостью, что сразу отметил Лёнька, не увидев ни одной встречной машины до самого дома, куда они подъехали через пять минут.

История района

Своё название этот московский район получил от деревни Бутырки, известной с XVI века. Позднее на её месте возникает Бутырская солдатская слобода. Правда, при этом следует оговориться, что это поселение располагалось на территории современного района Савёловский Северного административного округа Москвы. Что же касается нынешнего Бутырского района, то здесь находился Бутырский хутор, основанный лишь в 20-е годы XIX века.

В начале XIX века по Дмитровской дороге, уже за Бутырской заставой, появляются первые дачи, среди владельцев которых встречались известные имена. Но большинство дачников были людьми среднего достатка. Особая роль среди этих мест принадлежала Бутырскому хутору — местности за Бутырской заставой. В 1820 г. эту болотистую землю (в районе современных улиц Гончарова и Фонвизина) взяло в аренду Московское общество любителей сельского хозяйства и создало на ней опытное поле.

Дорога от деревни заняла около часа времени. Лёнька по малолетству сидел с матерью в кабине полуторки и переживал, что едут по сути дела из одной деревни в другую и потому по сторонам не смотрел. Отец с дядей Петей пристроились в кузове среди нехитрой мебели и вещей. Большой недостроенный дом действительно оказался на забытой окраине.

Справа от Лёнькиного дома - новый свежевыкрашенный приземистый двухэтажный дом с огромным внутренним двором. Стены оштукатурены и покрашены в желтый цвет. Дом для рабочих завода «Борец» построили пленные немцы. Слева многочисленные правильные ряды серых деревянных двухэтажных бараков, почерневших от времени. Между двумя рядами бараков выстроились сараи для хранения дров или угля для топки печей. Каждая семья имела свой сарай, где кроме дров хранили вещи, которые жалко было выбрасывать.

Сараи постепенно пристраивались один к другому и стали представлять низкое безобразное строение с единой разного уровня крышей, по которой любили бегать пацаны. Сараи просматривались из окон бараков и, возможно, поэтому не запирались. Пацаны находили в сараях подходящие доски, похожие на сабли и устраивали на сараях побоища: команда лётчиков на команду моряков или мушкетерские дуэли, насмотревшись трофейных кинофильмов в ближайшем кинотеатре «Искра» с узким залом такой длины, что на последних рядах можно было с трудом рассмотреть и расслышать, что происходит на экране.

Позади дома простиралось чистое бескрайнее белоснежное поле до самого горизонта. За горизонтом корпуса Тимирязевской сельскохозяйственной Академии и район Петровское - Разумовское. Зима оказалась из ряда великих. Снега на Москву обрушилось немерено. Единственная дорога укатана редкими грузовыми машинами, проезжающими на строительство новых жилых домов. Бутхут бурно застраивается жилыми домами. Двор от снега добросовестно очищен дворником в белом переднике, и полуторка легко встала задним бортом к третьему подъезду. Снег дворник складировал в глубине двора. Образовалась огромная снежная гора, пока ещё не укатанная ребятней. Кататься с рукотворной горы некому – Лёнька единственный житель школьного возраста.

Когда Ленька сообразил, что жить придётся на первом этаже известие добило его окончательно. Мать не говорила про этаж, а Лёньке и в голову не могло прийти - жить на первом этаже. Слезы непроизвольно покатились ручьём и он, чтобы не показывать слабости отправился осматривать окрестности недостроенного дома, несмотря на окрики матери:

- Ленька, вернись! Кто будет помогать заносить вещи? У водителя мало времени!

Лёнька отчаянно махнул рукой и быстро скрылся, с глаз долой, от ненавистного подъезда со двора.

- Плевать хотел на вашего водителя и на Москву с высокой колокольни,- бесился про себя Ленька, смахивая варежкой слезы. Мать, возможно, поняла состояние Леньки и отстала на время с разговорами.

Строители сдали под жильё три подъезда четырехэтажного кирпичного добротного дома. Ещё три подъезда находились в работе. Котельная, которая в будущем должна обслуживать весь дом введена в эксплуатацию и часть дома отапливалась массивными чугунными водяными «батареями». Водопровод, канализация и газ подключены. Горячей воды на кухне не было. В огромной ванной комнате установлен на стене над ванной большой бак с водой, который нагревался газовой горелкой.

Посредине двора - двухметровый сплошной забор с калиткой отгораживает двор от стройки. Крана на стройке нет, кирпич и прочие строительные детали поднимают на подъемнике. От проезжей части двор отделял временный забор. Праведные слёзы стали просыхать. Положительным было то, что Лёнькина семья переехала в дом одной из первых. Из мальчишек Лёнька оказался первым жильцом, а это уже плюс. Лёнька заранее почувствовал себя хозяином двора. Не обязательно другим знать, что он переехал из деревни, а на лбу у него не написано. В крайнем случае, можно сказать, что из Химок, решил Лёнька, если будут настойчиво расспрашивать, но никто не спрашивал, кто и откуда приехал.

Во дворе не было принято рассказывать, кем работают отцы, большинство матерей - домашние хозяйки должны присматривать за своими чадами. Однако дети гуляли, где хотели и с кем хотели. Кошка бросила котят, пусть гуляют, где хотят была такая кричалка среди шпанистых пацанов.

Обязательным условием находиться вечером дома, как штык в девять вечера. Это соблюдалось безукоризненно, особенно после амнистии 1953 года, когда в барачные дома вернулись сотни уголовников и развелось, как грибов после дождя великое множество мелкой шпаны.

Со стороны проезжей части Ленька обнаружил, засыпанный снегом пруд, где можно кататься на коньках. Радость от пруда и снежной горы во дворе была ничтожной, по сравнению с окружающей снежной пустыней, единственным кирпичным домом с ядовитой желтой краской, и покосившимися черными бараками с дымящими печными трубами. В деревне пруд побольше будет, про себя отмечал Лёнька.

Выждав, когда слезы окончательно подсохнут, он категорически заявил родителям, что жить в Москве не будет! Вернется к деду и будет ходить в Куркинскую школу вместе с сестрой, которая осталась в деревне заканчивать седьмой класс. Такая Москва ему даром не нужна и пусть горит ещё сто раз синим пламенем.

Родители пропустили гневные слова Леньки мимо ушей, торопясь разгрузить машину, чтобы отпустить водителя.

Погуляв вокруг недостроенного дома, злой, как цепной пёс Ленька вернулся и молча стал переносить узлы с вещами. Комната двадцать пять метров в трехкомнатной коммунальной квартире. Дубовый паркет, широкие коридоры и просторная кухня с деревянными крашеными полами. В ванной комнате мать определила удобное место для своего корыта и вешалки. Чугунная ванна Леньке понравилась. Двухметровая и глубокая, покрыта светло голубой эмалью. В такой ванне могли поместиться три Лёньки. До этого Лёньку мать отмывала в корыте, а когда был совсем маленький мыла в русской печке.

Ленькина семья поселилась первой в квартире, а первым, как известно, достаются лучшие куски! Мать на кухне определила кухонный стол в удобном месте у окна, с её точки зрения. Крестьянская хватка! Позже Ленька долгие годы будет за этим столом делать по утрам уроки, пока жители квартиры спят и видят утренние сладкие сны и пускать солнечные зайчики в окно приятельнице из "борцовского" дома. На кухне газовая плита на четыре конфорки и две больших раковины с холодной воды.

Квартира на первом высоком цокольном этаже. С земли до подоконника больше двух метров. Под первым этажом полуподвальное помещение, в котором жили семьи дворников и истопников котельной.

Дом четырехэтажный без лифта. Потолки высокие больше четырех метров и за счет этого дом выглядел со стороны улицы на фоне бараков внушительно. На площадке по три квартиры, из них одна однокомнатная, двухкомнатная и трехкомнатная. Двухкомнатные и трехкомнатные квартиры коммунальные. В единичных случаях в двухкомнатной квартире проживала семья, если в ней больше пяти человек. Под лестницей на первом этаже отец сразу соорудил кладовку, получив разрешение, как инвалид войны. В этой кладовке держали картошку, квашеную капусту, лыжи, санки и прочее барахло с которым жалко расстаться.

Пока разгружали вещи, стемнело. Взрослые на скорую руку обмыли переезд, распив бутылку водки. Провожать дядю Петю на троллейбус номер три на Хуторскую улицу отправился и Лёнька. До остановки ходьбы минут десять, когда поднялись на мост, через железную дорогу Лёньку удивил фантастический вид Дмитровского шоссе. Из окон многоэтажных домов пробивался электрический свет разных цветов и оттенков. Это был и синий и красный и зелёный и фиолетовый и жёлтый свет, который получал разнообразные оттенки цвета от матерчатых абажуров, висящих под потолком в доме. Лёнька замер на месте и потерял дар речи. Он мычал и показывал родителям в сторону московских окон, откуда лучился негасимый свет.

Описать словами эту сказочную картину Лёнька не смог бы, даже если очень захотел, у него просто не хватило бы запаса слов. Даже сегодня, освещенные неоновой рекламой улицы Москвы, просто примитивизм в духе «чёрного квадрата»! Такого многоцветия оттенков одного цвета человек просто не может создать. Сотни окон освещены абажурами разного размера, конфигурации и расцветки. Нет практически двух одинаковых окон. Кроме того на окнах висят занавески тоже разных цветов и оттенков. Картина шоколадным маслом!

Такая палитра красок была только у соседа художника-пейзажиста дяди Леона, члена Союза художников СССР, который отдыхал с женой летом на соседней даче и Лёнька обожал подглядывать, как рождается из хаоса красок чудо на холсте. Он не понимал, как создаются художественные картины на холсте, рождается музыка, почему летают по воздуху многотонные железяки, и как попадает жидкая повидла в твердые конфеты подушечка!

Москва в один миг превратилась для Лёньки в лучший город земли, о чём вещали ежедневно по радио! Эту веру он сохранил на всю оставшуюся жизнь не потому, что ему сказали по радио, а потому что он увидел своими детскими широко открытыми на мир глазами сам и запомнил этот красочный образ на всю жизнь.

Ленька закончил вторую четверть Куркинской школы на пятерки. Начались зимние каникулы. Десять дней января Ленька знакомился с приезжающими ребятами и местностью вокруг дома. Ленька приехал первым из ребят его возраста. Через день приехала в Лёнькин подъезд семья Гаврюшиных на второй этаж. В этой большой семье из шести человек оказался Валерка ровесник Леньки. Еще через день приехала семья из четырех человек по фамилии Шнейдер. Там оказался Володька ровесник Леньки и Валерки. Три человека это уже сила. Подружились сразу и на долгие школьные года, пока жизнь не разбросала по всей Москве.

218 школа обычная мужская московская школа, переполненная до предела. Первые классы находились на втором этаже. На первом - раздевалка, медпункт, учительская, буфет.

Мужская школа № 218 находилась от Левого проезда Бутырского Хутора по расстоянию ещё дальше, чем Куркинская школа от деревни Юрово. Идти два с половиной километра через пустыри, под высоковольтной линией, которая заунывно гудела, Савеловскую железную дорогу и Дмитровское шоссе. Друзей зачислили в разные вторые классы, которые и без них переполнены. По сорок учеников в классе. Стояли четыре ряда парт по десять в ряду. Лёньку определили во Второй класс «Д», а был ещё класс «Е». Учились в две смены.

С первого учебного дня Ленька получил прозвище Светлый, с которым проучился все десять классов в разных школах Бутырского Хутора и забудет свое настоящее имя. Последняя школа, в которой он учился с шестого по десятый класс, построена на заднем дворе дома, где жил Светлый.

Высокую и совершенно обезжиренную учительницу звали Клавдия Алексеевна, как и мать Светлого. Возможно поэтому, а может потому, что Ленька отличник, его подсадили за одну парту с местным отличником Славкой Потатуриным. Проще Туркин. У Туркина на одном глазу бельмо. Мать случайно опрокинула на голову пятилетнему сыну кастрюлю с горячей водой. Часть волос на голове, часть щеки и глаз оказались изуродованы. Это не сказалось на общем развитии и умственных способностях пацана. Туркин-отличник и принимает участие во всех подвижных играх в школе и во дворе.

Туркин жил в бараке напротив дома Светлого. У них отдельная двухкомнатная квартира. В одной комнате жили Славка и его старший на год брат Володька. В другой комнате родители и младшая сестра. Отец работал на местной электроподстанции в системе Мосэнерго каким-то начальником. Мать домашняя хозяйка, как и мать Светлого.

В школу ходили огромной толпой мальчишек от первого до седьмого класса. У родителей и мыслей не было кого-то провожать до школы. Большинство ребят проживало в бараках с удобствами на улице. Где работали их родители сказать трудно. Большинство росло без отцов с матерями и старыми бабками, которым не было дела, как учатся их чада и проводят свободное время. С Бутырским хутором на юго-востоке соседствовала Марьина роща самый известный бандитский район послевоенной Москвы. Нравы Бутхутора соответствовали соседским марьинорощинским. Правда, между собой районы не враждовали - слишком не равными были силы. Марьина роща была по численности в десятки раз больше.

Светлому и его друзьям крупно повезло, что они учились в одной школе и в одних классах с местной барачной шпаной. В дальнейшем их знакомство помогало в уличной жизни и спасало от многих неприятностей, в том числе быть жестоко битыми, если забредешь в барачные дворы.

Учителя нерадивых школяров лупили и указкой и кулаками и, что попадёт под руку. Никто и никогда родителям не жаловался, от родителей досталось бы больше в разы.

Больше всего полюбилось Светлому в этой школе смотреть диафильмы. Показывали их на последнем этаже в специально оборудованном классе. Показывали по темам, которые проходили в школе, и это случалось почти каждый день. Потом Светлый понял, что их училка, таким образом, отдыхала от неуправляемого второго «Д» класса.

В школе Светлый сразу записался в библиотеку. Библиотекарша - очкастая кожа и кости злыдня давала книги, только по программе. Светлый настойчиво приходил каждый день. Доска-два соска не верила, что он всё прочитал и устраивала проверки. Через две недели поняла, что Светлый читает очень быстро и стала давать к обязательным книгам русские народные сказки, которые Светлый обожал. Библиотекарша перестала казаться бабой Ягой и стала выглядеть вполне прилично.

Весной на переменки неуправляемых школяров выпускали во двор школы, где им разрешалось ходить на головах или играть в «козла» и «отмернова». У Светлого оказалась феноменальная способность прыгать с места в длину. Он всегда был первым, среди тех, кто дальше прыгнет. В «Отмернова» это способность оказывалась в игре решающей, и Светлый никогда не стоял буквой «Г» и через него не прыгали при игре в «Козла». Школа и Улица уважали сильных, слабых просто били кому не лень. Нравы были жестоки.

Из школы возвращались небольшими компаниями. Заканчивались уроки в разное время. По дороге домой развлекались, как могли в силу своих куриных мозгов. Однажды появилась мода подкладывать под поезда медные пятаки. Колеса сплющивали так, что не было видно надписи ни на орле, ни на решке. Получался блестящий блин. Потом стали подкладывать свинцовые вентили от «батарей» отопления, для игры в «расшибалку», а это уже могло составить опасность для вагона поезда. Машинисты пожаловались и обходчики устроили облаву, а может быть просто случайное совпадение, что они увидели группу подозрительных пацанов, которые копошились на рельсах.

Молодой мужик поймал незадачливого самого мелкого Светлого, ребята постарше бегали быстрей. Пацану учинили допрос с пристрастием три здоровенные бабы. Кто? Что? Из какой школы? Из какого класса? Как зовут учительницу? Где живешь? Рассказали в мрачных красках, что недавно сошел с рельсов товарный состав, из-за того, что под него подкладывали монеты. Если не назовешь сообщников, отведем тебя в милицию, твоих родителей оштрафуют, а тебя выгонят из школы. Лёнька сразу понял, куда гнут обходчики. Мужик в допросе не участвовал, сидел на насыпи покуривал и посмеивался, своего пакостное дело он сделал.

- Знаю только двоих пацанов они из соседнего класса, остальные старше и не знаю даже, как их зовут,- канючил Светлый.

-Называй, кого знаешь!

-Это Мешков и Баранов. Они кошмарят всю школу,- выдал без запинки Светлый, зная точно, что эти пацаны живут в противоположной стороне и через «железку» не ходят.

-Ладно, на первый раз прощаем. Ты передай друзьям, что из-за таких опасных развлечений может сойти с рельсов вагон.

Куривший мужик, внимательно слушавший допрос хитро улыбался и явно не верил ни одному слову, но помалкивал в тряпочку, оценив находчивость.

Светлого с Богом отпустили, взяв слово, что он больше не будет «партизанить». Светлый слово дал и, кстати, сдержал его. Больше совать для эксперимента под поезд ничего не стал.

Через триста метров в кустах Светлого поджидала «кодла» пацанов. Он подробно в красках рассказал, как геройствовал и ловко обманул глупых баб и никого не выдал. На Хуторе Светлого зауважали. Улица реально уважала рисковых пацанов, не выдающих товарищей.

По дороге в школу находилась пивная «Голубой Дунай», в те послевоенные времена все пивные и закусочные называли в Москве «Голубой Дунай». Это единственное заведение, где проводили свой досуг мужики из барачных домов.

Рядом небольшой деревянный домик, в нем керосиновая лавка. Мать посылала туда Светлого за хозяйственным мылом. Почти каждый раз, когда он оказывался рядом с магазинчиком его перехватывал, какой-нибудь местный «ханыга», с просьбой купить бутылку денатурата, жидкость имеющая, почти столько же градусов, что и спирт, но стоящая в несколько раз дешевле водки. Водка «сучок» стоила 21 рубль 20 копеек. Денатурат использовали в домашнем хозяйстве для протирки стекол и полированной мебели.

Всех местных «ханыг» продавщица - красномордая баба с грудями огромных размеров, кулаками с футбольный мяч, едва помещавшаяся за прилавком, отлично знала в лицо и по имени. Их жены пригрозили продавщицу поджечь вместе с лавкой, если будет спаивать мужей. Продавщица была солидарна, у самой муж – пьяница. Голь на выдумки – хитра. Тогда местная пьянь стала просить малолеток, чтобы те купили «зелье», якобы для дома, для семьи.

Лёнька никогда не отказывал весёлым и остроумным небритым мужикам в засаленных телогрейках, когда его просили и напропалую врал продавщице, что денатурат позарез нужен матери. Опрятно одетый пацан не вызывал подозрения у бдительной продавщицы с лицом, просящим кирпича, как говорили на Бутырском хуторе. Ленька помнил, что в деревне мужики всегда пили водку в выходной день, когда играли в лото на лужайке и радостно выкрикивали номера бочонков. Пить водку – нормально. "Пить - горе, а не пить - вдвое!" Бабы в деревне так же считали и мужикам не портили выходного дня.

За керосиновой лавкой начинался пустырь до железной дороги и Дмитровского шоссе. Над пустырём низко проходила гудящая высоковольтная линия электропередачи ЛЭП-500. Зимой на этот пустырь из центра Москвы свозили на самосвалах снег, который образовывал огромные горы, через эти горы ребятам приходилось перебираться в школу, которая находилась за Дмитровским шоссе. Матёрым шоферюгам «по барабану», что малолеткам придётся перебираться через рыхлые сугробы, хотя могли бы оставить небольшой проход. У них свой план, давай, хоть удавись!

Зато по весне радостные ребята, вооружившись подсобным материалом, горстями собирали денежную мелочь, рассыпанную беспечными богатыми москвичами, живущими в Центре. Мелочи хватало и на кино, и на мороженное, и на папиросы «Бокс» или «Дели». Это был настоящий Клондайк! Счастливчики находили даже золотые кольца и сережки. Но не каждый пацан, мог решиться в грязной земле, перебирая доской метр за метром прочесывать солидные площади.

За керосиновой лавкой в начале зимы московские власти устраивали ледник площадью с футбольное поле. Слой за слоем из шлангов заливали водопроводную воду. Высотой ледник был не меньше десяти метров. Потом ледник засыпали толстым слоем опилок, а летом из ледника магазины брали куски льда для хранения скоропортящихся продуктов. О холодильниках советский народ ещё понятия не имел. В магазине колбасу и сыр покупали по сто-двести грамм, чтобы съесть за один «присест», как любила говорить Лёнькина мать.

По официальным данным, в годы войны Советской армией было взято в плен почти 2 400 000 германских военнослужащих. В Москве немецкие строители возвели десятки новых домов, в том числе главный корпус МГУ и другие высотки. Репатриация (возвращение на родину) проходила до 1950 года, а осуждённые за военные преступления освободились спустя ещё пять лет. Горожане к пленным относились спокойно, ненависть к Гитлеру и к другим военным преступникам на рядовых немцев не распространялась. Впрочем москвичи с пленными практически и не пересекались, немцы работали на стройках под конвоем военных и милиции.

Любопытные местные пацаны ближе других подбирались к фрицам и гансам, как там у Высоцкого: "Вели дела обменные сопливые острожники. На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики. " В этой "Балладе о детстве" поэт вспоминает и криминальные похождения своих ровесников. Для Бутырского Хутора эти куплеты особенно актуальны, рядом тюрьма, рядом воровские "малины" Марьиной Рощи, рядом тёмные узкие переулки между заводами.

В Правом проезде Бутырского Хутора выделялись три ансамбля "немецких" домов. Каждый состоял из нескольких корпусов с внутренним двором. Интерьер подъездов был аскетичен, зато фасады украшались разнообразным изысканным декором. Каждый жилой комплекс был выкрашен в свой цвет - красный, зелёный и жёлтый – за что прозвали "светофор". Остановка троллейбуса номер 23 так и называлась «Зелёный дом».

В отличие от Левого проезда, Правый проезд освещался простенькими фонарями на деревянных столбах, и молодежь с Левого проезда вечерами прогуливалась по Правому проезду, мирно уживаясь - все учились в одной школе и знали друг друга, как облупленных.

После окончания третьего класса Светлого со всей Бутырской школьной братией перевели автоматически в новую школу номер 250, построенную на одной из улиц Бутхута, тогда ещё без названия.