Под кучерявой стученностью неба
Под кучерявой стученностью неба,
Подбитым танком разгорался день.
На что мог видеть глаз, не напрягая слуха.
Всё прибывало в нетерпении снега.
Или иной подобной ерунды.
Сходился в спутный бег дороги след от человека.
В стеклянной луже замороженной воды,
Теряя связи нам молекулярном мыле.
По гороскопу было всё не слава богу,
Оракул не предсказывал беды,
Однако, подливал в стаканы влаги
Больше меры. Тянулись ночи,
Не меняя веры, шли по кругу,
Простым движеньем стрелок размножая дни.
Переступая болевой порог стальных дверей,
Тетрадным колесом пугая руку.
Шли театральные премьеры,
Симпатизируя заметкам на полях.
Подробными, в униженных полях,
Паслись туманы. Утоляя жажду,
Серебряной росой слив конденсат.
Кто мог упасть, заранее подкладывали мат,
Под все места. Между душой и телом,
В который раз перезревал конфликт.
Впасть в спячку или сразу сдохнуть.
Подбитым танком разгорался день.
На что мог видеть глаз, не напрягая слуха.
Всё прибывало в нетерпении снега.
Или иной подобной ерунды.
Сходился в спутный бег дороги след от человека.
В стеклянной луже замороженной воды,
Теряя связи нам молекулярном мыле.
По гороскопу было всё не слава богу,
Оракул не предсказывал беды,
Однако, подливал в стаканы влаги
Больше меры. Тянулись ночи,
Не меняя веры, шли по кругу,
Простым движеньем стрелок размножая дни.
Переступая болевой порог стальных дверей,
Тетрадным колесом пугая руку.
Шли театральные премьеры,
Симпатизируя заметкам на полях.
Подробными, в униженных полях,
Паслись туманы. Утоляя жажду,
Серебряной росой слив конденсат.
Кто мог упасть, заранее подкладывали мат,
Под все места. Между душой и телом,
В который раз перезревал конфликт.
Впасть в спячку или сразу сдохнуть.