Сумерки на предлетнем балконе…

Сумерки на предлетнем балконе…

Справа: в керамическом, с блеском, горшке

на тумбочке, прикрытой дерматином, –

кустик застывших мясистых агоний…

Слева: швейная машинка, которую хороним

под плюшем гобелена, с оленем

и озером лебединым.

Нависает над машинкой в смертной тоске

никому не нужный, свёрнутый трубой,

перетянутый верёвкой бельевой

палас,

поставленный «на попа»…

На лице – тёплые, бархатистые тени…

Ручка – в руке,

контур строки только и видит глаз,

мозг не тормошит понятия «стопа»,

но крыло летучей мыши

в резком броске

от цоколя до крыши,

заслоняя фонарь, что-то пишет

на моём виске:

ручка вздрагивает –

с движением в небе накоротке,

размером дышит…

Сердце, поднимаясь выше и выше,

в бумагу втягивает

всё, что слышит.

Олень и лебеди – на лунном ободке.

Цветы-кораллы поднимают пальчики к ожившим губам: «Тише!»

Палас-дельтоплан небо колышет –

ручка вздрагивает.

Тумбочка и машинка переговариваются

с помощью японских пятистиший,

которые танками называются.

Верёвка извивается,

выполняя «золотую рыбку» Кацудзо Ниши,

визуально – к горлу подбирается.