Бессознательное
Я буду неприкаянной волчицей
Бродить по пустоте чужой души,
Мои следы замерзнут на страницах,
Попросят, чтоб ты больше не грешил.
Да, буду исповедоваться вновь я,
И снова со скалы бросаться в грех.
Быть может, захлебнусь своей же кровью,
Хотя, прощенье, вроде бы, для всех.
Вычерчиваю строки на граните,
Мучительно слова плету в стихи.
Зависнут над землею черной нитью
Аккорды песен призраков глухих.
Быть может, это как-то мне поможет –
При жизни, братцы, всем легко грешить.
Эй, Ангел, ты стихи мои положишь
На чашу добрых дел моей души?
Не стану больше прятаться за дверью
Своих же детских страхов. Вот беда.
Мне б выжечь список глупых суеверий
Из собственной души – да навсегда…
Хотела стих родить, чтоб покороче,
Да Чеховский талант, видать, не мой.
А, значит, буду в стиле строго волчьем,
Где каждая строка – тоскливый вой,
Где рифма рифме глотку рвет…Приснится,
Что брат-Фенрир из пут своих сбежит,
А я – с ним. Неприкаянной волчицей
Брожу по темноте твоей души.
И пусть мне отпеванья не закажут –
Останусь привиденьем на земле.
Усну в листве опавшей. Рядом ляжет
Какой-нибудь гранитный мертвый лев.
Эй, Ангел, ты стихи мои положишь
На чашу добрых дел моей души?
Металлом раскаленным, да по коже…
Простите, братцы, дальше буду жить.
Молилась я, молюсь, молиться буду
За всех своих заблудших мертвецов.
И что мне злого могут сделать люди?
Я нынче ликантроп, в конце концов.
Хотела стих родить, чтоб покороче,
Чтоб каждое словечко – словно мед.
Но, жаль, не получилось. И по-волчьи
Здесь рифма рифме в клочья глотку рвет.
Бродить по пустоте чужой души,
Мои следы замерзнут на страницах,
Попросят, чтоб ты больше не грешил.
Да, буду исповедоваться вновь я,
И снова со скалы бросаться в грех.
Быть может, захлебнусь своей же кровью,
Хотя, прощенье, вроде бы, для всех.
Вычерчиваю строки на граните,
Мучительно слова плету в стихи.
Зависнут над землею черной нитью
Аккорды песен призраков глухих.
Быть может, это как-то мне поможет –
При жизни, братцы, всем легко грешить.
Эй, Ангел, ты стихи мои положишь
На чашу добрых дел моей души?
Не стану больше прятаться за дверью
Своих же детских страхов. Вот беда.
Мне б выжечь список глупых суеверий
Из собственной души – да навсегда…
Хотела стих родить, чтоб покороче,
Да Чеховский талант, видать, не мой.
А, значит, буду в стиле строго волчьем,
Где каждая строка – тоскливый вой,
Где рифма рифме глотку рвет…Приснится,
Что брат-Фенрир из пут своих сбежит,
А я – с ним. Неприкаянной волчицей
Брожу по темноте твоей души.
И пусть мне отпеванья не закажут –
Останусь привиденьем на земле.
Усну в листве опавшей. Рядом ляжет
Какой-нибудь гранитный мертвый лев.
Эй, Ангел, ты стихи мои положишь
На чашу добрых дел моей души?
Металлом раскаленным, да по коже…
Простите, братцы, дальше буду жить.
Молилась я, молюсь, молиться буду
За всех своих заблудших мертвецов.
И что мне злого могут сделать люди?
Я нынче ликантроп, в конце концов.
Хотела стих родить, чтоб покороче,
Чтоб каждое словечко – словно мед.
Но, жаль, не получилось. И по-волчьи
Здесь рифма рифме в клочья глотку рвет.