Синие Гортензии
подумал о том, что хочу рассказать историю о своей любви.
мне как-то было шестнадцать, очень скоро проходили дни.
встретились мы намного раньше, до шестнадцати,
вместе три года, какая-то странная в то время была погода.
помню август.
немного странно с привкусом клиники и психотерапии,
меня лечили электричеством, ты смотрела на меня,
и твои зрачки становились шире.
не помню, как точно это случилось,
но пол скрипел, велосипеды проезжали,
солнце светило, ты была не из этого мира
платья в стилистике 60-х,
а я почитатель годов хоть и 30-х,
но одевался как-то по гранжу,
по панку и выпивал часто, ты сама знаешь,
почему всё привело к клиническому исходу.
ты и я одни из тех, кто впадали и выходили из комы.
на том с тобой и сошлись,
что нравилось в запой читать Булгакова и Пастернака.
Я рассказывал тебе про Сильвию Плат,
а ты говорила какой же экзистенциональный Паланик,
и сравнивала его методологию письма с Камю и Кафкой.
ещё помню, как ты будила меня в пять утра.
это был бросок камня в моё окно.
я не закрывал его даже зимой, чтобы камень твой,
по траектории попадал мне в кровать.
оттого я мог понимать, что ты уже ждёшь,
оттого мне и не надо было спать,
я ведь сова, ложусь на склоне ночи, к заутренней.
к заутренней в летнее время пролетают грачи и журавли.
ты белокурая стоишь внизу, глаза сияют, я высунусь и тебе улыбнусь.
ты часто украшала свои волосы веточкой синих гортензий.
эти цветы я полюбил благодаря тебе,
ибо ты называла их символом обо мне,
на языке цветов они смыслят - память.
так по сей день на твоей могиле я оставляю эти живые цветы.
так по сей день, в заутреннюю освещает
их ярко-синих блаженных кустов солнце.
по сей день, эти гортензии напоминают о твоей
доброте и твоей долготе,
не дают мне свихнуться и вырвать глаз, когда особенно нервно.
это словно ты постоянно рядом со мной,
но иногда я ощущаю, как тебя не хватает
и голос мой тихую песню,
на основе джазовых нот, завывает.
как всегда ближе к утру,
я уже давно в это время не сплю,
засыпаю обычно после.
на гортензии синие я смотрю и вспоминаю твой монолог
об утренней звезде, которая последней остаётся на небосводе.
нам было когда-то шестнадцать лет.
теперь мне за двадцать, а ты - это космос.
