Волки
Однажды в студёную, зимнюю пору...
В санях запряжённых, я ехал, один.
Лошадка бежала с ленцой к косогору
Порой, спотыкаясь от снега и льдин.
Маруська моя уж давно не молодка,
Покрытая инеем грива и хвост.
Мороз и позёмка - дрянная погодка.
И что меня чёрт за дровами понёс?
Темнеет, спускаюсь в лесную низину.
Неясные тени мелькают в кустах.
Огрел я кнутом лошадиную спину,
А сердце сжимает предчувствия страх.
Опять чья-то тень промелькнула у ёлки
И вдруг жуткий вой резанул по ушам.
"О Господи, мама родная!" - ведь волки,
За мною крадутся в лесу по пятам!
Хватаю ружьё, а патронов-то нету!
Пустая башка! Ну, проклятый склероз!
"Маруська, быстрей, как бы утром, к рассвету,
Волкам наше мясо трепать не пришлось!"
И вот они сзади - большая волчица
И волки помельче. Белеют клыки.
Пять вёрст до деревни - не время храбриться,
И ведь догоняют, немеют виски.
Догнали, бегут за санями и сбоку,
Один хромоногий слегка поотстал.
Бросаю паленья, с саней, только толку,
Два раза попал, но ужасно устал.
Волчица всё ближе и ближе, готова,
Вонзиться зубами лошадке под бок.
Хромой под копыта попал и подкова
Его отшвырнула в визжащий клубок.
Другого, прикладом я навзничь откинул,
Когда он на сани, наглец, заскочил.
В снегу кувыркнувшись он лапы раскинул,
Да только поднялся и вновь припустил.
И вот навалились, волчица под горло,
Три справа вцепились и валят на бок.
Лошадка упала и смотрит покорно,
И жалобно ржёт - просит, что бы помог.
Ору надрываясь. По мордам прикладом.
Кровавое месиво, кровь на клыках.
С волчицей столкнулся мгновение взглядом,
В зрачках хищный голод и злоба и страх.
Ах, чёрт! Хромоногий вцепился мне в ногу,
Рвёт мясо на ней! "Ну, тварюга, держи!"
И в пасть ему, ствол от ружья, как остро'гу,
Воткнул, что есть сил: "На тебе, полижи!"
Из горла лошадки кровь хлещет фонтаном,
Распорото брюхо и кости торчат.
А волки, толкаясь, на пиршестве пьяном,
Рвут шкуру, рыгают и громко рычат.
Дыханье, хрипенье, кровавое мясо.
Дымятся кишки'. Рвут лошадку мою.
Её не отбить, все усилья напрасны!
Ну что же тогда я здесь дальше стою?
Сейчас они твари, закончат с ней, милой,
И вспомнят того, кто их так колотил.
Не двинуться с места - дохнуло могилой,
И я спотыкаясь, рванул, что есть сил.
Как шёл я не помню, то ползал, то падал.
В снегу, по колено, не чувствуя рук,
Но все же добрался, с разбитым прикладом,
С кровавой уздечкой - свидетельством мук.
Я брёл по деревне, шатаясь как пьяный.
Нога словно тряпка, прокушен живот
И только твердил, как больной, постоянно:
"Ну как я патроны забыл, идиот?!"
В санях запряжённых, я ехал, один.
Лошадка бежала с ленцой к косогору
Порой, спотыкаясь от снега и льдин.
Маруська моя уж давно не молодка,
Покрытая инеем грива и хвост.
Мороз и позёмка - дрянная погодка.
И что меня чёрт за дровами понёс?
Темнеет, спускаюсь в лесную низину.
Неясные тени мелькают в кустах.
Огрел я кнутом лошадиную спину,
А сердце сжимает предчувствия страх.
Опять чья-то тень промелькнула у ёлки
И вдруг жуткий вой резанул по ушам.
"О Господи, мама родная!" - ведь волки,
За мною крадутся в лесу по пятам!
Хватаю ружьё, а патронов-то нету!
Пустая башка! Ну, проклятый склероз!
"Маруська, быстрей, как бы утром, к рассвету,
Волкам наше мясо трепать не пришлось!"
И вот они сзади - большая волчица
И волки помельче. Белеют клыки.
Пять вёрст до деревни - не время храбриться,
И ведь догоняют, немеют виски.
Догнали, бегут за санями и сбоку,
Один хромоногий слегка поотстал.
Бросаю паленья, с саней, только толку,
Два раза попал, но ужасно устал.
Волчица всё ближе и ближе, готова,
Вонзиться зубами лошадке под бок.
Хромой под копыта попал и подкова
Его отшвырнула в визжащий клубок.
Другого, прикладом я навзничь откинул,
Когда он на сани, наглец, заскочил.
В снегу кувыркнувшись он лапы раскинул,
Да только поднялся и вновь припустил.
И вот навалились, волчица под горло,
Три справа вцепились и валят на бок.
Лошадка упала и смотрит покорно,
И жалобно ржёт - просит, что бы помог.
Ору надрываясь. По мордам прикладом.
Кровавое месиво, кровь на клыках.
С волчицей столкнулся мгновение взглядом,
В зрачках хищный голод и злоба и страх.
Ах, чёрт! Хромоногий вцепился мне в ногу,
Рвёт мясо на ней! "Ну, тварюга, держи!"
И в пасть ему, ствол от ружья, как остро'гу,
Воткнул, что есть сил: "На тебе, полижи!"
Из горла лошадки кровь хлещет фонтаном,
Распорото брюхо и кости торчат.
А волки, толкаясь, на пиршестве пьяном,
Рвут шкуру, рыгают и громко рычат.
Дыханье, хрипенье, кровавое мясо.
Дымятся кишки'. Рвут лошадку мою.
Её не отбить, все усилья напрасны!
Ну что же тогда я здесь дальше стою?
Сейчас они твари, закончат с ней, милой,
И вспомнят того, кто их так колотил.
Не двинуться с места - дохнуло могилой,
И я спотыкаясь, рванул, что есть сил.
Как шёл я не помню, то ползал, то падал.
В снегу, по колено, не чувствуя рук,
Но все же добрался, с разбитым прикладом,
С кровавой уздечкой - свидетельством мук.
Я брёл по деревне, шатаясь как пьяный.
Нога словно тряпка, прокушен живот
И только твердил, как больной, постоянно:
"Ну как я патроны забыл, идиот?!"
