Свинцовое Лето
Спираль. Июнь.
I
С высоты канул в горную Яму
Я порывом осенних небес.
Подарило падение Рану
И плеяду разбитых чудес.
Для меня не имело значенья
То, что ждет меня впереди,
Ведь причина – мое отраженье,
Что гремят битых стекол в груди.
И чем больше в душе я копался,
Тем сильнее впивались они,
Сталактиты гремящего вальса,
Ядовитые блеском, огни…
II
Оставляли собой отпечаток
Ещё самые первые дни.
Начинать приходилось со ставок,
И немалыми были они.
Бессознательным было начало,
Жизнь сама уходила в ва-банк.
Вот, почти что меня и не стало,
Но не мог бросить я белый флаг…
Я не мог ни бороться, ни сдаться,
Ни помочь, ни испортить себе,
Ведь в сознательной жизни остаться
Не могло то, лишь только в судьбе…
Не родились, жаль, воспоминанья
Первых лет, инстинктивной борьбы,
Но и не избежать пониманья,
Что тогда обронить и мольбы
Я не мог…
И противная скверна
Наложила на душу клеймо,
Облекла на болезнь, перемены,
Что причины искал я давно…
И искал я болезненно шрамы
В муравейнике моей души.
Образуя привычные травмы,
Извиваются в нем жё ужи…
III
Время шло. Разум возводил мысли,
Хоть первичные были они.
«Шрамы – только лишь плод горькой жизни
И тяжёлые серые дни.
Нужно жить, как живут остальные,
Затупляя в рассудке вопрос:
Почему жизнь моя в этом мире
Отрешает эмоции грёз?..
Всё пройдёт спустя многие годы,
Взрослый мир заберёт с собой всё.
Находясь на пороге свободы,
Позабудешь о том, что так жгло…»
Взгляд в грядущее сохранял веру,
Я сшивал воду с жарким огнём.
Мой покой – те далёкие скверы,
А эфир – всё, что было кругом.
Отгонял я беспечным весельем
Мыслей шумный, безрадостный звук,
Только чувствовал я, что за дверьми
Не Прямая, а замкнутый Круг…
Бумеранги их режут мне руки,
Но вот в сердце – досада и боль…
Круговой избежать как поруки,
Эвтаназии горькую соль,
Что осколками сыплется в душу?
Это ль скромность, застенчивость, страх?!
У ног красная где взялась лужа,
Если кровь запеклась на губах?..
Лучше пусть меня знают закрытым,
И на вид я, пускай – лишь глупец,
Но не быть мне прилюдно забитым,
Я уже сам избрал свой конец…
IV
Вырывал я у жизни страницы,
И, как люди, пытался я жить.
Осень.
То улетало, как птицы,
Что и кто не успели простить
Моей слабости…
Боже!
Наивный!
Кому верил и что натворил?
Вот я падла!
Но я отдам силы,
Ведь с собою свой грех потащил…
Я всё помню…
И нет мне прощенья,
Надоело мне оных судить.
Сам себе самосуд и гоненья
Я устроил, и так буду жить.
Лишь одно меня бросить не может –
Вечный цикл уже родных бед…
Вперемешку вся истина с ложью –
Время не подарило ответ.
И дрянной философия вышла,
Убеждения тех ранних лет.
Редкий случай, понятный лишь свыше,
Когда ложь подарила мне свет…
V
Много противоречий застыло
В моем разуме…
Боже, прости!
Ведь так долго мерцают светилы,
Освещая до дна пропасти.
Мои поиски вновь суетою
Завершатся…
Терзание мук
Мне приелось настырной тоскою,
Не имеет начала ведь круг…
Каждый раз он сужается резко,
Так, что долго я остаюсь в нём.
И становится холодно, мерзко –
Начался обсессивный мой шторм…
И темнеет стремительно память,
Ностальгия берётся за нож
Со словами: «Как можно исправить
То, чего уже ты не вернёшь?..»
Проливают свет яркие мысли,
Что рассеется дымом вокруг,
А их суть исказилась, повисла
Уже гарью грядущих разлук…
…Давно не разбирая реальность,
Я компульсией тьму разогнал,
Но, впадая в спокойствия крайность,
Повторяю я свой ритуал.
И чем чаще такое бывает,
Тем сильнее обсессии шторм,
Возвращаясь, безропотно ранит,
Растворяя уже все кругом!..
Дождь укутает разум прохладно,
Унося все иллюзии вдаль.
Ты со мною всегда, но внезапно,
Раскалённая болью спираль…
VI
И так бывает всегда… Что бы ни происходило вокруг, какие бы земные и неземные радости ни наступали, постоянно ощущается риск оказаться жертвой этой проклятой поруки. Она жадно поглощает все жизненные силы, даже те, которые предназначались бы для чего-то очень светлого, и, тем самым, могущественного. И только тогда, когда уже всё яркое давным-давно померкло и съедено темнотой, оставляя сознание на пороге сырости, эта спираль внезапно обрывается, тем самым вызывая ощущение, едва ли похожее на облегчение. Это скорее
Брызги порезанных нервов,
Мятная горечь сей тьмы,
Опустошение веры,
Чувство спиральный тюрьмы!
А дальше кто во что горазд! Кто-то нацепляет на себя маску клоуна, не в силах скрыть сгусток отрицательных эмоций, таким образом подменяя их на положительные, но уже далеко не искренние, хотя бы потому, что настоящее пламя лишь сильнее гложет стены души, тем самым разрывая на части лепнину дурости на лице. Но всё равно – клоун, который хотел сим показаться, но ставший им лишь оттого, что попытка не вышла. Кто-то вовсе ничего не скрывает, но то, что исходит из сего бомонда, смешит ещё более. Смешит из непонимания и отчасти высокомерия. А кто-то оставляет всё внутри, образовывая
Свалку отчаянья, муки,
Залежи чьи – терпкий яд.
Вечно разбитые руки,
Вечно потерянный взгляд…
Рак Молодости. Июль.
Как будто прошёл спазм будничной боли…
Отчаянье в голос кричит надо мной.
Как мог не заметить, что всё против воли
Моей сонаправилось вместе с тобой?
Да нет, не рутина пустой колыбелью
Казалась, но, собственно, сна тоже нет.
Смиренье, усталость осенней капелью
О сим мне напомнит, и мысленный след
Позволит понять, что и нет тех покоев,
О коих, как понял, лишь грезил я вслед
Стекающим каплям, я мыслил о коих…
Да что я?
Тебя той давно уже нет.
Столетние тучи сгустились конвоем,
Им так надоело здесь плакать навзрыд,
Что слух мой благодаря ветру изрыт,
Что вихрем доносит отчаянья вои.
Теперь же лишь просто скрывает рассветы,
И прячет прикрасы, чем блещет закат.
Он всё забирает, что дарит планета –
Всё, лишь бы ты думал, что жизнь – просто ад.
И временем тем он висит над тобою,
Всем видом своим обличая себя.
«Я быть лишь хотел под счастливой звездою,
Но нет ничего вокруг, кроме тебя…»
Редеют ряды тех людей, кто мне дорог,
И я всё угрюмей, мрачней становлюсь.
Но как я жалею, что ты – просто морок,
К которому я никогда не вернусь…
Но неимоверно меня к тебе тянет,
Хотя, мне другого уже не дано.
Не думаю то, что душе легче станет,
Когда та где небо поймет, а где – дно.
Фундамент грядущего, вихри стратегий,
Идей остроумных тугой переплёт…
Ах, если оставить всё то в человеке,
В душе его,
То безвозмездно умрёт,
Не выбравшись и не покинув пределы
Укрытого мира, гнилых катакомб.
А время быстрее старит моё тело,
Когда на душе уж давно - едкий тромб.
Всё к лучшему станет холодной весною,
Вот только судьба не покажет дорог.
Кто сразу поймёт: «Ах, как стар я душою!»
Наверняка вспомнит, что так сказал Блок…
Мы все уважаем уставшую старость
И чтим стариков одиноких, больных.
Простите и Вы нас, коль сделали гадость,
Ведь легче простить, чем судить молодых…
У нашего мира есть то, что не могут
Решить уходящие опыт, года.
То – тучи, что в наших проклятиях тонут,
То – с неба сошедшая смерти вода.
А те небеса лишь тогда прояснятся,
Когда та вода душу вверх заберёт,
Чтоб также в тех тучах всю вечность скитаться,
А если оставит, в земле сей умрёт…
А молодость – пепел свободы забытой,
Что мир пропитал весь, и в сырости сна
Гомункул мой тоже потонет разлитой
Лепниной, ведь океан жизни – стена…
Черный Абсолют. Август.
I
Уходит себя позабывшее лето,
Сгорают во мне сумасшедшие дни.
Поймал ли лучи я укрытого света
И видел ли августовские огни?..
Да как надоели мне те идеалы,
Которыми тешатся люди вокруг!
Кому не держать в руках эти кристаллы,
Тому подавиться забвением мук.
Оно поглотило до грёз, до безумья
И отождествило меня от других.
Напрасно покинуть я остров раздумий
Пытался – не встретить дорог мне иных.
А мысли терзали, вмешаться в реальность,
Стремились,
Смешаться в усталой молве.
И вот, управляет мной дерзкая гадость,
А мысли остались в больной голове,
Когда мне казалось: "Они уж снаружи…"
Внутри холодеет январским огнём,
И всю сотрясает сим пламенем душу,
Что вся пропиталась пораненным злом…
И так всё сильнее берет разгон птицей
Шторм бледных, холодных, душевных морей.
Но как теперь быть, как мне остановиться???
Да, Боже, не жаль мне давно летних дней…
Не жаль ничего в этой жизни рутинной,
Хоть есть, что ещё я могу потерять…
Но может ли стать мир такой вот скотиной,
Чтобы и последнее силой забрать???
Да хватит уже издеваться!
Как только
Пытаюсь решить хоть слегка наперёд,
Из целого лишь остаются осколки,
Сковал что в ладонях обманчивый лёд…
Но и оставаться на месте нет силы,
От этого мысли сильнее врастут
В больное сознанье, возьмётся что гнилью,
Но так хоть проклятые мысли умрут…
Большая цена для такого «леченья»!
Но я и об этом не стану просить,
Нормально ведь я не смогу уже жить,
Да и умерла вера в моё спасенье…
Но я всё равно по дороге убогой
Пройду до развилки…
Что будет затем?
Ответ лишь найдётся у самого Бога,
В спирали затоптанных мной перемен.
II
Взялось воспаленьем моё созерцанье.
Из будничной я повторяюсь тоски…
Мой дар убежденья и воспоминанья
Тускнеют, весь дух раздробив на куски.
Я снова куда-то иду, забывая
Прекрасное, мир окружает чем нас.
Но лучше один я побуду сейчас,
Рассудок мой чтоб не при людях растаял…
Ах, я ненормальный…
И нитью из детства
Всё тянется ношей тяжёлой во мне.
И поздно искать, не найти уже средства,
Что раны затянет на тёмной судьбе.
И мыслей рой вновь налетел мёртвой тучей,
Контроль уж потерян давно над собой…
И без хронологии, цельною кучей
Проносится жизнь инстинктивной борьбой.
Не стану прошедшие годы судить я,
То с жалостью схоже, цена тому грош.
Но как в бессознательном ряде событий
В ладонях моих появляется нож?..
Куда пропал лес?
Я стою на дороге,
Но быстро по ней же к деревне я шёл.
Не буду в громадном искать иглу стоге,
Но без добра явно из леса я брёл…
Смотрю я на лезвие, холод по коже –
Безумие шрамами руководит,
Ошмётками жизни.
Болезненной дрожью
Я чувствую, что не напрасно болит
В груди то отчаянье, битое мною…
Не в силах понять я, что делать теперь?
Ведь если совсем не владею собою,
Открыта пред мной в сумасшествие дверь?..
Я выбросил нож…
Убегать не придётся,
И не хочу думать, как мне тяжело.
Во мне окончательно скоро проснётся
Астральное и бесконтрольное зло…
В себе закопаю я всю проволоку,
А боль моя – эта гнилая спираль.
Поэтому я и понять не мог толком,
Что вся она в жизнь простирается, вдаль…
I
С высоты канул в горную Яму
Я порывом осенних небес.
Подарило падение Рану
И плеяду разбитых чудес.
Для меня не имело значенья
То, что ждет меня впереди,
Ведь причина – мое отраженье,
Что гремят битых стекол в груди.
И чем больше в душе я копался,
Тем сильнее впивались они,
Сталактиты гремящего вальса,
Ядовитые блеском, огни…
II
Оставляли собой отпечаток
Ещё самые первые дни.
Начинать приходилось со ставок,
И немалыми были они.
Бессознательным было начало,
Жизнь сама уходила в ва-банк.
Вот, почти что меня и не стало,
Но не мог бросить я белый флаг…
Я не мог ни бороться, ни сдаться,
Ни помочь, ни испортить себе,
Ведь в сознательной жизни остаться
Не могло то, лишь только в судьбе…
Не родились, жаль, воспоминанья
Первых лет, инстинктивной борьбы,
Но и не избежать пониманья,
Что тогда обронить и мольбы
Я не мог…
И противная скверна
Наложила на душу клеймо,
Облекла на болезнь, перемены,
Что причины искал я давно…
И искал я болезненно шрамы
В муравейнике моей души.
Образуя привычные травмы,
Извиваются в нем жё ужи…
III
Время шло. Разум возводил мысли,
Хоть первичные были они.
«Шрамы – только лишь плод горькой жизни
И тяжёлые серые дни.
Нужно жить, как живут остальные,
Затупляя в рассудке вопрос:
Почему жизнь моя в этом мире
Отрешает эмоции грёз?..
Всё пройдёт спустя многие годы,
Взрослый мир заберёт с собой всё.
Находясь на пороге свободы,
Позабудешь о том, что так жгло…»
Взгляд в грядущее сохранял веру,
Я сшивал воду с жарким огнём.
Мой покой – те далёкие скверы,
А эфир – всё, что было кругом.
Отгонял я беспечным весельем
Мыслей шумный, безрадостный звук,
Только чувствовал я, что за дверьми
Не Прямая, а замкнутый Круг…
Бумеранги их режут мне руки,
Но вот в сердце – досада и боль…
Круговой избежать как поруки,
Эвтаназии горькую соль,
Что осколками сыплется в душу?
Это ль скромность, застенчивость, страх?!
У ног красная где взялась лужа,
Если кровь запеклась на губах?..
Лучше пусть меня знают закрытым,
И на вид я, пускай – лишь глупец,
Но не быть мне прилюдно забитым,
Я уже сам избрал свой конец…
IV
Вырывал я у жизни страницы,
И, как люди, пытался я жить.
Осень.
То улетало, как птицы,
Что и кто не успели простить
Моей слабости…
Боже!
Наивный!
Кому верил и что натворил?
Вот я падла!
Но я отдам силы,
Ведь с собою свой грех потащил…
Я всё помню…
И нет мне прощенья,
Надоело мне оных судить.
Сам себе самосуд и гоненья
Я устроил, и так буду жить.
Лишь одно меня бросить не может –
Вечный цикл уже родных бед…
Вперемешку вся истина с ложью –
Время не подарило ответ.
И дрянной философия вышла,
Убеждения тех ранних лет.
Редкий случай, понятный лишь свыше,
Когда ложь подарила мне свет…
V
Много противоречий застыло
В моем разуме…
Боже, прости!
Ведь так долго мерцают светилы,
Освещая до дна пропасти.
Мои поиски вновь суетою
Завершатся…
Терзание мук
Мне приелось настырной тоскою,
Не имеет начала ведь круг…
Каждый раз он сужается резко,
Так, что долго я остаюсь в нём.
И становится холодно, мерзко –
Начался обсессивный мой шторм…
И темнеет стремительно память,
Ностальгия берётся за нож
Со словами: «Как можно исправить
То, чего уже ты не вернёшь?..»
Проливают свет яркие мысли,
Что рассеется дымом вокруг,
А их суть исказилась, повисла
Уже гарью грядущих разлук…
…Давно не разбирая реальность,
Я компульсией тьму разогнал,
Но, впадая в спокойствия крайность,
Повторяю я свой ритуал.
И чем чаще такое бывает,
Тем сильнее обсессии шторм,
Возвращаясь, безропотно ранит,
Растворяя уже все кругом!..
Дождь укутает разум прохладно,
Унося все иллюзии вдаль.
Ты со мною всегда, но внезапно,
Раскалённая болью спираль…
VI
И так бывает всегда… Что бы ни происходило вокруг, какие бы земные и неземные радости ни наступали, постоянно ощущается риск оказаться жертвой этой проклятой поруки. Она жадно поглощает все жизненные силы, даже те, которые предназначались бы для чего-то очень светлого, и, тем самым, могущественного. И только тогда, когда уже всё яркое давным-давно померкло и съедено темнотой, оставляя сознание на пороге сырости, эта спираль внезапно обрывается, тем самым вызывая ощущение, едва ли похожее на облегчение. Это скорее
Брызги порезанных нервов,
Мятная горечь сей тьмы,
Опустошение веры,
Чувство спиральный тюрьмы!
А дальше кто во что горазд! Кто-то нацепляет на себя маску клоуна, не в силах скрыть сгусток отрицательных эмоций, таким образом подменяя их на положительные, но уже далеко не искренние, хотя бы потому, что настоящее пламя лишь сильнее гложет стены души, тем самым разрывая на части лепнину дурости на лице. Но всё равно – клоун, который хотел сим показаться, но ставший им лишь оттого, что попытка не вышла. Кто-то вовсе ничего не скрывает, но то, что исходит из сего бомонда, смешит ещё более. Смешит из непонимания и отчасти высокомерия. А кто-то оставляет всё внутри, образовывая
Свалку отчаянья, муки,
Залежи чьи – терпкий яд.
Вечно разбитые руки,
Вечно потерянный взгляд…
Рак Молодости. Июль.
Как будто прошёл спазм будничной боли…
Отчаянье в голос кричит надо мной.
Как мог не заметить, что всё против воли
Моей сонаправилось вместе с тобой?
Да нет, не рутина пустой колыбелью
Казалась, но, собственно, сна тоже нет.
Смиренье, усталость осенней капелью
О сим мне напомнит, и мысленный след
Позволит понять, что и нет тех покоев,
О коих, как понял, лишь грезил я вслед
Стекающим каплям, я мыслил о коих…
Да что я?
Тебя той давно уже нет.
Столетние тучи сгустились конвоем,
Им так надоело здесь плакать навзрыд,
Что слух мой благодаря ветру изрыт,
Что вихрем доносит отчаянья вои.
Теперь же лишь просто скрывает рассветы,
И прячет прикрасы, чем блещет закат.
Он всё забирает, что дарит планета –
Всё, лишь бы ты думал, что жизнь – просто ад.
И временем тем он висит над тобою,
Всем видом своим обличая себя.
«Я быть лишь хотел под счастливой звездою,
Но нет ничего вокруг, кроме тебя…»
Редеют ряды тех людей, кто мне дорог,
И я всё угрюмей, мрачней становлюсь.
Но как я жалею, что ты – просто морок,
К которому я никогда не вернусь…
Но неимоверно меня к тебе тянет,
Хотя, мне другого уже не дано.
Не думаю то, что душе легче станет,
Когда та где небо поймет, а где – дно.
Фундамент грядущего, вихри стратегий,
Идей остроумных тугой переплёт…
Ах, если оставить всё то в человеке,
В душе его,
То безвозмездно умрёт,
Не выбравшись и не покинув пределы
Укрытого мира, гнилых катакомб.
А время быстрее старит моё тело,
Когда на душе уж давно - едкий тромб.
Всё к лучшему станет холодной весною,
Вот только судьба не покажет дорог.
Кто сразу поймёт: «Ах, как стар я душою!»
Наверняка вспомнит, что так сказал Блок…
Мы все уважаем уставшую старость
И чтим стариков одиноких, больных.
Простите и Вы нас, коль сделали гадость,
Ведь легче простить, чем судить молодых…
У нашего мира есть то, что не могут
Решить уходящие опыт, года.
То – тучи, что в наших проклятиях тонут,
То – с неба сошедшая смерти вода.
А те небеса лишь тогда прояснятся,
Когда та вода душу вверх заберёт,
Чтоб также в тех тучах всю вечность скитаться,
А если оставит, в земле сей умрёт…
А молодость – пепел свободы забытой,
Что мир пропитал весь, и в сырости сна
Гомункул мой тоже потонет разлитой
Лепниной, ведь океан жизни – стена…
Черный Абсолют. Август.
I
Уходит себя позабывшее лето,
Сгорают во мне сумасшедшие дни.
Поймал ли лучи я укрытого света
И видел ли августовские огни?..
Да как надоели мне те идеалы,
Которыми тешатся люди вокруг!
Кому не держать в руках эти кристаллы,
Тому подавиться забвением мук.
Оно поглотило до грёз, до безумья
И отождествило меня от других.
Напрасно покинуть я остров раздумий
Пытался – не встретить дорог мне иных.
А мысли терзали, вмешаться в реальность,
Стремились,
Смешаться в усталой молве.
И вот, управляет мной дерзкая гадость,
А мысли остались в больной голове,
Когда мне казалось: "Они уж снаружи…"
Внутри холодеет январским огнём,
И всю сотрясает сим пламенем душу,
Что вся пропиталась пораненным злом…
И так всё сильнее берет разгон птицей
Шторм бледных, холодных, душевных морей.
Но как теперь быть, как мне остановиться???
Да, Боже, не жаль мне давно летних дней…
Не жаль ничего в этой жизни рутинной,
Хоть есть, что ещё я могу потерять…
Но может ли стать мир такой вот скотиной,
Чтобы и последнее силой забрать???
Да хватит уже издеваться!
Как только
Пытаюсь решить хоть слегка наперёд,
Из целого лишь остаются осколки,
Сковал что в ладонях обманчивый лёд…
Но и оставаться на месте нет силы,
От этого мысли сильнее врастут
В больное сознанье, возьмётся что гнилью,
Но так хоть проклятые мысли умрут…
Большая цена для такого «леченья»!
Но я и об этом не стану просить,
Нормально ведь я не смогу уже жить,
Да и умерла вера в моё спасенье…
Но я всё равно по дороге убогой
Пройду до развилки…
Что будет затем?
Ответ лишь найдётся у самого Бога,
В спирали затоптанных мной перемен.
II
Взялось воспаленьем моё созерцанье.
Из будничной я повторяюсь тоски…
Мой дар убежденья и воспоминанья
Тускнеют, весь дух раздробив на куски.
Я снова куда-то иду, забывая
Прекрасное, мир окружает чем нас.
Но лучше один я побуду сейчас,
Рассудок мой чтоб не при людях растаял…
Ах, я ненормальный…
И нитью из детства
Всё тянется ношей тяжёлой во мне.
И поздно искать, не найти уже средства,
Что раны затянет на тёмной судьбе.
И мыслей рой вновь налетел мёртвой тучей,
Контроль уж потерян давно над собой…
И без хронологии, цельною кучей
Проносится жизнь инстинктивной борьбой.
Не стану прошедшие годы судить я,
То с жалостью схоже, цена тому грош.
Но как в бессознательном ряде событий
В ладонях моих появляется нож?..
Куда пропал лес?
Я стою на дороге,
Но быстро по ней же к деревне я шёл.
Не буду в громадном искать иглу стоге,
Но без добра явно из леса я брёл…
Смотрю я на лезвие, холод по коже –
Безумие шрамами руководит,
Ошмётками жизни.
Болезненной дрожью
Я чувствую, что не напрасно болит
В груди то отчаянье, битое мною…
Не в силах понять я, что делать теперь?
Ведь если совсем не владею собою,
Открыта пред мной в сумасшествие дверь?..
Я выбросил нож…
Убегать не придётся,
И не хочу думать, как мне тяжело.
Во мне окончательно скоро проснётся
Астральное и бесконтрольное зло…
В себе закопаю я всю проволоку,
А боль моя – эта гнилая спираль.
Поэтому я и понять не мог толком,
Что вся она в жизнь простирается, вдаль…
