Конь. Часть I.
«Всё на свете должно происходить
медленно и неправильно, чтобы не
сумел загордиться человек, чтобы
человек был грустен и растерян».
В. Ерофеев.
1
Быть героем – это просто, трудно быть его конём,
Инвентарь возить геройский да хозяина при нём.
Богатырь коню достался настоящий великан –
Кулаки, что наковальни, взгляд стеклянный, как стакан,
Во плечах косая сажень, бородат он и кудряв,
От шагов земля трясётся – не мужик, а Голиаф.
Сразу следует отметить, что означенный герой
Даже в малые походы непременно брал с собой:
Меч размером с рельс чугунный, здоровенное копьё,
Щит да шлем, кистень громадный и кольчужное бельё.
2
Ратный подвиг для героя – основное ремесло,
И на поприще на этом завсегда ему везло,
А меж подвигов свой отпуск богатырь навеселе
Проводил в безделье праздном у себя в родном селе.
Уж на что хороший воин, да несноснейший сосед:
Ладно б он традиционно на печи сидел, так нет –
Пил безбожно, как опивень, под гармонь орал всю ночь,
Слыл первейшим забиякой и до драки был охоч.
Разве, что к воскресной службе богатырь слегка трезвел,
Но к причастию святому, заскучав, уже храпел.
3
В отпуск витязь всем порокам отдавался с головой –
Не давал ему покоя пыл любовно-половой:
Полоскать бельё, бывало, бабы на реку пойдут,
Задерут подол, полощут, ну а он уж тут как тут.
Прыгнет, вдруг, из-за ракиты, ущипнёт за пышный зад
И, бельём по морде мокрым получив, бежит назад.
А бывало, в баню тайно проберётся в женский день,
Рожу всю углём измажет и стоит в углу, как тень.
Лишь девицы скинут платья, он как рявкнет из угла,
И они из бани с визгом мчат, в чём мама родила.
4
Вот однажды наш гуляка пил без малого семь дней;
Столько ж спал; и вот, проспавшись, стонет: «Выпить мне! Скорей!»
Но увы, односельчанам до того он надоел,
Что и в самых сердобольных справедливый гнев кипел.
Люди спрятали всё пойло, не оставив даже квас,
А старик, что похитрее, вот такой повёл рассказ:
«Ты уж, витязь, не ругайся, но в деревне, ни глотка –
Мыши вешаются с горя в наших винных погребках.
Ночью в них во все вломился злоумышленник-злодей
И, похитив брагу, скрылся. Был то некто Соловей…»
5
Зло взяло героя сразу, стал он бледен, как стена,
Руки нервно задрожали, и запенилась слюна.
Невзирая на ужасный головы похмельный гул,
Шлем он быстро нахлобучил и кольчугу натянул,
Сапоги с трудом нашарил, взял тяжёлый кладенец
И, воскликнув театрально «Соловей, тебе конец!»
На коня проворно вспрыгнул, сделал круг вокруг домов,
Плюнул, свистнул, топнул, хлопнул, и тот час же был таков.
Но лишь скрылся он из виду, дружный хор вскричал «Ура!»
И народные гулянья не кончались до утра.
6
Долго, коротко ли ехал разудалый богатырь,
Вынес конь его могучий на безжизненный пустырь.
Страшный смрад стоит над полем, как из мусорного рва,
Всюду кости человечьи, напрочь выжжена трава;
На огромном камне надпись: «Влево, вправо и вперёд –
Что бы, путник, ты ни выбрал, смерть повсюду тебя ждёт».
Богатырь не растерялся, не смутился ни на миг,
И поехал преспокойно через пустошь напрямик.
Чья-то тень вдруг свет затмила, и, издав протяжный стон,
Пред героем приземлился огнедышащий дракон.
7
Был тот змей ужасен с виду: весь зелёный и кривой,
Три хвоста, как три селёдки, клык один, как часовой.
«Это частные владенья! – шепеляво крикнул змей, -
Ну, теперь готовься к бою; не собрать тебе костей!»
Богатырь расхохотался: «Да какой же ты боец?
Ты и школьнице продул бы – весь дрожишь, как холодец».
Что, конечно было правдой – по природе трусоват,
Аспид падалью питался и сраженьям был не рад.
Ящер, видя, что не сдюжит, думал, было, улететь,
Но герой его проворно сгрёб в охапку, как медведь.
8
Змей, шипя от возмущенья, мигом взмыл под облака,
И давай петлять над полем, силясь скинуть седока.
Витязь даже растерялся, не предвидя этот трюк;
Но потом рукой могучей уцепился, как за крюк,
За торчащий зуб драконий, а другою, что есть сил,
Бесноватую зверюгу в жёлто брюхо колотил.
Наконец несчастный сдался, распластался как квашня,
И взмолился обречённо: «Что ты хочешь от меня?»
Завязав хвосты и крылья крепко-накрепко узлом,
Богатырь уселся ловко на рептилию верхом:
9
«Отвечай же мне, лягушка, где разбойник Соловей?
Где искать его избушку? Да обманывать не смей!
Обещаю не калечить, если честный дашь ответ,
А соврёшь, так вот он, меч мой – изрублю как винегрет!»
Змей испуганно промямлил: «Я не знаю никого!
Тут в округе вёрст на двадцать соловья ни одного.
И разбойников в помине отродясь здесь не видал –
Он, разбойник-то, ведь падок на товар и капитал,
А в проклятых этих землях ни одной живой души –
Тут и путники не ходят, и не ездят торгаши».
10
Подытожив, змей добавил: «Я не врал тебе ничуть.
Отпусти же меня с миром, вдруг сгожусь на что-нибудь».
Богатырь был добрый малый: «Так и быть, червяк, лети».
Отпустил и двинул дальше, всё по прежнему пути.
Впрочем, путь тот был условным – хоть каких-либо примет
Он от змея не добился, получив его ответ.
Оттого и ехал прямо, как придётся, наугад,
В мыслях вора проклиная: «Попадись мне только, гад!»
А тем временем смеркалось, солнце бросило свой пост,
Выпь отчаянно гудела, заливался трелью дрозд.
11
Наконец, глубокой ночью, всадник въехал в тёмный бор,
Где с закатом всяка нечисть повылазила из нор.
Узловатых пальцев крючья тянут к витязю дубы,
Моховик, на пень присевши, ест древесные грибы,
Жизнь вокруг кипит ночная, крики сов да волчий вой,
Но герой клюёт уж носом, конь под ним едва живой.
Вдруг, как роза в грядке с хреном, на пути публичный дом,
Обнажённые русалки из окон манят хвостом.
Богатырь с коня слезает и стучит ногою в дверь:
«Открывайте! Да живее! Я голодный, словно зверь!»
12
Отворила дверь старуха, носом схожая с орлом,
И учтиво предложила разместиться за столом.
Удалец без церемоний, не помыв с дороги рук,
Взглядом мрачным и голодным интерьер обвёл, и вдруг
Диво дивное увидел – блюд изысканнейших стол:
Тут осётры и фазаны, всевозможный разносол,
Суп, икра, пирог с груздями, фаршированная лань,
Почек заячьих кручёных необъятная лохань,
Пряник в сахарных зверушках, белоснежных, точно мел…
Правда, сыр был плесневелый, но его он тоже съел.
13
Богатырь сидит румяный, и напоен он, и сыт,
А хозяйка пожилая баню жаркую сулит.
В бане томные русалки дружно мыли молодца,
И смеялись, и плескались, и ласкались без конца.
Вдоволь с ними нарезвившись, и попарившись в парной,
Богатырь за стол вернулся к браге пенной и хмельной.
«Что за чудное местечко? Просто райский уголок!»
Про себя подумал витязь и сказал, хлебнув глоток:
«Благодарствую, хозяйка! После баньки бы поспать…»
А она и отвечает: «С Вас всего сто двадцать пять…»
14
Хмель в момент слетел с героя: «То есть как, сто двадцать пять?»
Та на счётах набирает: «Баня, стол и плюс кровать…»
Богатырь рукой за шапку, на крыльцо, потом с крыльца,
Только слышит за спиною: «Стой! Держите подлеца!»
Ветра свист в ночных потёмках, лес стоит сплошной стеной,
Ветви рвут на нём одежду, небо светится луной.
Был бы конь не столь надёжный, то пропал бы человек.
От погони оторвались; где ж теперь искать ночлег?
Лёг герой под чахлый кустик, мох подгрёб под правый бок
И уснул, во грёзах видя недоеденный пирог.
15
Рано утром над трясиной густо стелется туман,
Скрыв собой её коварство, как девичье – сарафан.
Восхваляя час рассветный, голосит лягушек хор,
Да, варягами любимый, встал на кочке мухомор.
Пучеглазые гнилушки пузырят болотный газ,
Леший вышел из избушки собирать вороний глаз,
Ёж прошёл, пыхтя ворчливо, в жёстких зарослях хвоща,
На ходу, неторопливо провиант себе ища.
Всё живое призывает в небо солнечный огонь,
И, средь этого пейзажа, весь в раздумьях бродит конь.
16
«Что не так я сделал, Боже? Что за тщетность бытия?
Неужели по-другому жизнь не сложится моя?
Неужели обречён я коротать свой конский век
Рядом с этим, вот, животным, что лишь с виду человек?
Этот увалень несносный с рожей красной, как снегирь,
Всё растёт, да не духовно – раздаётся только вширь.
Ни морали, ни приличий, только плоть одна да спесь;
Ничего в нём нет святого – потребитель, как он есть.
А бывают ли другие, или это психотип?
И ведь дня же не случилось, чтоб в историю не влип…»
17
Тут герой, сквозь сон бубнящий, оборвал сей монолог:
«О, царица! О, богиня! След целую Ваших ног…»
«Тьфу ты, чёртов волокита! – возмутился молча конь, -
Ты ж копыто моё лижешь… Только раз ещё хоть тронь!»
Богатырь вскочил, проснувшись, щуря очи, точно крот,
Рукавом рубашки вытер глиной вымазанный рот
И, томим похмельной жаждой, осложнений не боясь,
Стал лакать водицу с ряской, над болотом наклонясь.
Но за бороду внезапно, только сделал он глоток,
Кто-то, высунувши руку, молодца на дно увлёк.
18
Был бы толк сопротивляться, да кольчуга – точно гнёт;
В мыслях так и промелькнуло: «Вот и кончен мой поход».
Но, геройским задом крепкий ощутив внезапно стул,
С облегченьем он отметил, что отнюдь не утонул.
Приоткрыл глаза и видит: он сидит в простой избе,
Лавки длинные по стенам, сундуки в чудной резьбе,
Тёс, немного обветшалый, скрыл собой добротный сруб,
Но в усах шипят щекотно пузыри, слетая с губ.
Всё колышется в светёлке, жабы скачут под столом,
И, в одно окно заплывши, из другого выплыл сом.
19
Видит витязь – не мигая, на него глядит жилец
Этой хижины подводной – ну как есть живой мертвец:
Из-за сырости сопливый, весь зелёный как ботва,
В складках мятого кафтана юрко шастает плотва,
Смотрит рыбьими глазами, гладит водросли усов,
Чешуя висит клочками – чёрт поймёт, кто он таков.
«Что за пугало такое?» - чуть не ляпнул, было, гость,
Но, разумно спохватившись, начал как-то на авось:
«Мир хозяину жилища! Да ещё поклон земной…
Кто за старшего в избушке, неужели водяной?»
20
Тот забулькал: «Я – болотник; водяной живёт в реке.
Скучно мне тут, одиноко, от селений вдалеке.
В гости люд ко мне не ходит, не сидит на берегу,
Вот один я тут и маюсь, да болото стерегу.
Ну, а ты, мой друг сердешный, расскажи, любезен будь,
Что искал в трясине здешней, да куда лежит твой путь?
И с чего в моём болоте ползал словно крокодил?
Да не бойся, не утонешь, я заклятье наложил».
Богатырь приободрился, как певец, встречая зал,
И болотнику, не медля, всё как было рассказал:
медленно и неправильно, чтобы не
сумел загордиться человек, чтобы
человек был грустен и растерян».
В. Ерофеев.
1
Быть героем – это просто, трудно быть его конём,
Инвентарь возить геройский да хозяина при нём.
Богатырь коню достался настоящий великан –
Кулаки, что наковальни, взгляд стеклянный, как стакан,
Во плечах косая сажень, бородат он и кудряв,
От шагов земля трясётся – не мужик, а Голиаф.
Сразу следует отметить, что означенный герой
Даже в малые походы непременно брал с собой:
Меч размером с рельс чугунный, здоровенное копьё,
Щит да шлем, кистень громадный и кольчужное бельё.
2
Ратный подвиг для героя – основное ремесло,
И на поприще на этом завсегда ему везло,
А меж подвигов свой отпуск богатырь навеселе
Проводил в безделье праздном у себя в родном селе.
Уж на что хороший воин, да несноснейший сосед:
Ладно б он традиционно на печи сидел, так нет –
Пил безбожно, как опивень, под гармонь орал всю ночь,
Слыл первейшим забиякой и до драки был охоч.
Разве, что к воскресной службе богатырь слегка трезвел,
Но к причастию святому, заскучав, уже храпел.
3
В отпуск витязь всем порокам отдавался с головой –
Не давал ему покоя пыл любовно-половой:
Полоскать бельё, бывало, бабы на реку пойдут,
Задерут подол, полощут, ну а он уж тут как тут.
Прыгнет, вдруг, из-за ракиты, ущипнёт за пышный зад
И, бельём по морде мокрым получив, бежит назад.
А бывало, в баню тайно проберётся в женский день,
Рожу всю углём измажет и стоит в углу, как тень.
Лишь девицы скинут платья, он как рявкнет из угла,
И они из бани с визгом мчат, в чём мама родила.
4
Вот однажды наш гуляка пил без малого семь дней;
Столько ж спал; и вот, проспавшись, стонет: «Выпить мне! Скорей!»
Но увы, односельчанам до того он надоел,
Что и в самых сердобольных справедливый гнев кипел.
Люди спрятали всё пойло, не оставив даже квас,
А старик, что похитрее, вот такой повёл рассказ:
«Ты уж, витязь, не ругайся, но в деревне, ни глотка –
Мыши вешаются с горя в наших винных погребках.
Ночью в них во все вломился злоумышленник-злодей
И, похитив брагу, скрылся. Был то некто Соловей…»
5
Зло взяло героя сразу, стал он бледен, как стена,
Руки нервно задрожали, и запенилась слюна.
Невзирая на ужасный головы похмельный гул,
Шлем он быстро нахлобучил и кольчугу натянул,
Сапоги с трудом нашарил, взял тяжёлый кладенец
И, воскликнув театрально «Соловей, тебе конец!»
На коня проворно вспрыгнул, сделал круг вокруг домов,
Плюнул, свистнул, топнул, хлопнул, и тот час же был таков.
Но лишь скрылся он из виду, дружный хор вскричал «Ура!»
И народные гулянья не кончались до утра.
6
Долго, коротко ли ехал разудалый богатырь,
Вынес конь его могучий на безжизненный пустырь.
Страшный смрад стоит над полем, как из мусорного рва,
Всюду кости человечьи, напрочь выжжена трава;
На огромном камне надпись: «Влево, вправо и вперёд –
Что бы, путник, ты ни выбрал, смерть повсюду тебя ждёт».
Богатырь не растерялся, не смутился ни на миг,
И поехал преспокойно через пустошь напрямик.
Чья-то тень вдруг свет затмила, и, издав протяжный стон,
Пред героем приземлился огнедышащий дракон.
7
Был тот змей ужасен с виду: весь зелёный и кривой,
Три хвоста, как три селёдки, клык один, как часовой.
«Это частные владенья! – шепеляво крикнул змей, -
Ну, теперь готовься к бою; не собрать тебе костей!»
Богатырь расхохотался: «Да какой же ты боец?
Ты и школьнице продул бы – весь дрожишь, как холодец».
Что, конечно было правдой – по природе трусоват,
Аспид падалью питался и сраженьям был не рад.
Ящер, видя, что не сдюжит, думал, было, улететь,
Но герой его проворно сгрёб в охапку, как медведь.
8
Змей, шипя от возмущенья, мигом взмыл под облака,
И давай петлять над полем, силясь скинуть седока.
Витязь даже растерялся, не предвидя этот трюк;
Но потом рукой могучей уцепился, как за крюк,
За торчащий зуб драконий, а другою, что есть сил,
Бесноватую зверюгу в жёлто брюхо колотил.
Наконец несчастный сдался, распластался как квашня,
И взмолился обречённо: «Что ты хочешь от меня?»
Завязав хвосты и крылья крепко-накрепко узлом,
Богатырь уселся ловко на рептилию верхом:
9
«Отвечай же мне, лягушка, где разбойник Соловей?
Где искать его избушку? Да обманывать не смей!
Обещаю не калечить, если честный дашь ответ,
А соврёшь, так вот он, меч мой – изрублю как винегрет!»
Змей испуганно промямлил: «Я не знаю никого!
Тут в округе вёрст на двадцать соловья ни одного.
И разбойников в помине отродясь здесь не видал –
Он, разбойник-то, ведь падок на товар и капитал,
А в проклятых этих землях ни одной живой души –
Тут и путники не ходят, и не ездят торгаши».
10
Подытожив, змей добавил: «Я не врал тебе ничуть.
Отпусти же меня с миром, вдруг сгожусь на что-нибудь».
Богатырь был добрый малый: «Так и быть, червяк, лети».
Отпустил и двинул дальше, всё по прежнему пути.
Впрочем, путь тот был условным – хоть каких-либо примет
Он от змея не добился, получив его ответ.
Оттого и ехал прямо, как придётся, наугад,
В мыслях вора проклиная: «Попадись мне только, гад!»
А тем временем смеркалось, солнце бросило свой пост,
Выпь отчаянно гудела, заливался трелью дрозд.
11
Наконец, глубокой ночью, всадник въехал в тёмный бор,
Где с закатом всяка нечисть повылазила из нор.
Узловатых пальцев крючья тянут к витязю дубы,
Моховик, на пень присевши, ест древесные грибы,
Жизнь вокруг кипит ночная, крики сов да волчий вой,
Но герой клюёт уж носом, конь под ним едва живой.
Вдруг, как роза в грядке с хреном, на пути публичный дом,
Обнажённые русалки из окон манят хвостом.
Богатырь с коня слезает и стучит ногою в дверь:
«Открывайте! Да живее! Я голодный, словно зверь!»
12
Отворила дверь старуха, носом схожая с орлом,
И учтиво предложила разместиться за столом.
Удалец без церемоний, не помыв с дороги рук,
Взглядом мрачным и голодным интерьер обвёл, и вдруг
Диво дивное увидел – блюд изысканнейших стол:
Тут осётры и фазаны, всевозможный разносол,
Суп, икра, пирог с груздями, фаршированная лань,
Почек заячьих кручёных необъятная лохань,
Пряник в сахарных зверушках, белоснежных, точно мел…
Правда, сыр был плесневелый, но его он тоже съел.
13
Богатырь сидит румяный, и напоен он, и сыт,
А хозяйка пожилая баню жаркую сулит.
В бане томные русалки дружно мыли молодца,
И смеялись, и плескались, и ласкались без конца.
Вдоволь с ними нарезвившись, и попарившись в парной,
Богатырь за стол вернулся к браге пенной и хмельной.
«Что за чудное местечко? Просто райский уголок!»
Про себя подумал витязь и сказал, хлебнув глоток:
«Благодарствую, хозяйка! После баньки бы поспать…»
А она и отвечает: «С Вас всего сто двадцать пять…»
14
Хмель в момент слетел с героя: «То есть как, сто двадцать пять?»
Та на счётах набирает: «Баня, стол и плюс кровать…»
Богатырь рукой за шапку, на крыльцо, потом с крыльца,
Только слышит за спиною: «Стой! Держите подлеца!»
Ветра свист в ночных потёмках, лес стоит сплошной стеной,
Ветви рвут на нём одежду, небо светится луной.
Был бы конь не столь надёжный, то пропал бы человек.
От погони оторвались; где ж теперь искать ночлег?
Лёг герой под чахлый кустик, мох подгрёб под правый бок
И уснул, во грёзах видя недоеденный пирог.
15
Рано утром над трясиной густо стелется туман,
Скрыв собой её коварство, как девичье – сарафан.
Восхваляя час рассветный, голосит лягушек хор,
Да, варягами любимый, встал на кочке мухомор.
Пучеглазые гнилушки пузырят болотный газ,
Леший вышел из избушки собирать вороний глаз,
Ёж прошёл, пыхтя ворчливо, в жёстких зарослях хвоща,
На ходу, неторопливо провиант себе ища.
Всё живое призывает в небо солнечный огонь,
И, средь этого пейзажа, весь в раздумьях бродит конь.
16
«Что не так я сделал, Боже? Что за тщетность бытия?
Неужели по-другому жизнь не сложится моя?
Неужели обречён я коротать свой конский век
Рядом с этим, вот, животным, что лишь с виду человек?
Этот увалень несносный с рожей красной, как снегирь,
Всё растёт, да не духовно – раздаётся только вширь.
Ни морали, ни приличий, только плоть одна да спесь;
Ничего в нём нет святого – потребитель, как он есть.
А бывают ли другие, или это психотип?
И ведь дня же не случилось, чтоб в историю не влип…»
17
Тут герой, сквозь сон бубнящий, оборвал сей монолог:
«О, царица! О, богиня! След целую Ваших ног…»
«Тьфу ты, чёртов волокита! – возмутился молча конь, -
Ты ж копыто моё лижешь… Только раз ещё хоть тронь!»
Богатырь вскочил, проснувшись, щуря очи, точно крот,
Рукавом рубашки вытер глиной вымазанный рот
И, томим похмельной жаждой, осложнений не боясь,
Стал лакать водицу с ряской, над болотом наклонясь.
Но за бороду внезапно, только сделал он глоток,
Кто-то, высунувши руку, молодца на дно увлёк.
18
Был бы толк сопротивляться, да кольчуга – точно гнёт;
В мыслях так и промелькнуло: «Вот и кончен мой поход».
Но, геройским задом крепкий ощутив внезапно стул,
С облегченьем он отметил, что отнюдь не утонул.
Приоткрыл глаза и видит: он сидит в простой избе,
Лавки длинные по стенам, сундуки в чудной резьбе,
Тёс, немного обветшалый, скрыл собой добротный сруб,
Но в усах шипят щекотно пузыри, слетая с губ.
Всё колышется в светёлке, жабы скачут под столом,
И, в одно окно заплывши, из другого выплыл сом.
19
Видит витязь – не мигая, на него глядит жилец
Этой хижины подводной – ну как есть живой мертвец:
Из-за сырости сопливый, весь зелёный как ботва,
В складках мятого кафтана юрко шастает плотва,
Смотрит рыбьими глазами, гладит водросли усов,
Чешуя висит клочками – чёрт поймёт, кто он таков.
«Что за пугало такое?» - чуть не ляпнул, было, гость,
Но, разумно спохватившись, начал как-то на авось:
«Мир хозяину жилища! Да ещё поклон земной…
Кто за старшего в избушке, неужели водяной?»
20
Тот забулькал: «Я – болотник; водяной живёт в реке.
Скучно мне тут, одиноко, от селений вдалеке.
В гости люд ко мне не ходит, не сидит на берегу,
Вот один я тут и маюсь, да болото стерегу.
Ну, а ты, мой друг сердешный, расскажи, любезен будь,
Что искал в трясине здешней, да куда лежит твой путь?
И с чего в моём болоте ползал словно крокодил?
Да не бойся, не утонешь, я заклятье наложил».
Богатырь приободрился, как певец, встречая зал,
И болотнику, не медля, всё как было рассказал:
