Поэтическая дуэль

Витариос. Галактон. Гелион. Гея.

6022 по сжиженному межгалактическому времени.

 

***

Где-то посредине Европы. Лето 2022

 

Когда проходишь сквозь время, а потом оглядываешься назад, возникает какое-то щемящее ощущение потери. Будто нечто вылетело из рук и разбилось. Проскользнуло мимо, оставив за собой лишь лёгкий шлейф. И осколки, на которые смотришь в настоящем. Но не всегда память даёт сложить правильный паззл.

 

Заброшенный парк ещё каких-то двадцать лет назад бурно кипел жизнью. Оживлённая молодёжь выступала с рок-концертами на теперь поросшей деревьями и полуразрушенной сцене.

 

Лишь беседка в виде подковы пока белела бетонными плитами немного выше, на горе между деревьями.

 

Жизнь скоротечна. И необратима. И каждый раз я возвращаюсь в неё как в новую, хотя сценарий знаю наизусть. Но физическое тело снова и снова даёт ощущение новизны пространства на новой точке вектора времени.

 

Возле забытого парка, буквально через дорогу, жизнь кипела сейчас так же буйно, как и в самом парке двадцать лет назад. Огромный муравейник построили, три комплекса по двадцать четыре этажа, подземный паркинг и паркинг на крыше, хорошо развитая инфраструктура: кафе, рестораны, магазины, спортзал и даже школа с детским садом… И ещё вчера люди копошились там, как муравьи.

 

А сегодня… Сегодня в центре ЖК огромная воронка два метра в глубину и шесть в диаметре. Ветер доносит запах гари и плач, нет, скорее вой.

 

— Вот, что ты натворил! — внезапно прервал мои размышления мягкий вкрадчивый голос.

 

Я вздрогнул от неожиданности в первую секунду. Но ещё не оглянувшись знал, что там, сзади, на недоразвалившейся эстраде увижу его, Якова.

 

Дежаву или нет. Как всегда, строго-серьёзное выражение лица, на котором синеют два тёмно-голубых сапфира, обрамлённые ярким белым нимбом седых волос и бороды. Ну на этот раз хотя бы вместо белой тоги лицезрею на нём классический молочного цвета костюм.

 

— Я? — отвечаю ему как ни в чём не бывало. Словно и не смутило меня его внезапное появление. Только прикрытые недавно отяжелевшими веками небольшие изумруды превратились в два огромных малахита.

 

— Ну а кто же? — сердито спрашивает он.

 

— Это их выбор. Война и мир. Теперь они могут… — я невольно дёргаю головой и мой рыжий нимб играет в лучах заходящего солнца.

 

— Саня, ты идиот! Малолетний придурок, с заигравшим в заднице юношеским максимализмом! Ещё и вся эта братия неоперившихся чудиков с таким же максимализмом в одной точке не дала тебя как следует выпороть (даже розги достать не успел), став на защиту твоей «гениальной» идеи. — Едкий сарказм в голосе Якова прожигает.

 

— Ну а почему нет? — упрямо спрашиваю его. — Ты же в грудь себя по всем эфирам бьёшь о какой-то вселюбви…

 

— Любовь… Да. Я их люблю. Именно потому давать им разум было мальчишеством!

 

— Да почему же? Они имеют право знать…

 

— Да потому же, что ты сделал их несчастными. А нас… голодными.

 

— Ничего мы не голодные. Эмоции, которые они стали давать после осознания… прозрения… намного вкуснее и являются более сильными энергетиками.

 

Яков с раздражением топнул ногой:

 

— Вот же ж ребячество… Одними конфетами и увеселяющими напитками сыт не будешь. Нужно нормально питаться… А как теперь?..

 

— И это твоя любовь?

 

— Посмотри на них. Являясь моим образом и подобием, они тоже строят фермы, где выращивают на корм себе коров, кроликов, свиней… Попробуй скажи, что фермер не любит их? Ведь каждая свинья и каждая корова сыты и ухожены, а кролики вообще вызывают у них приступы неконтролируемой нежности. Ведь все эти животные проживают счастливую жизнь, чтобы потом прийти к своему естественному финалу!

 

— Ага. Быть съедеными или пойти на одежду… — со скепсисом говорю я.

 

— Вот! Но они же окружены заботой и любовью! А теперь представь, что фермер дал искру разума свиньям, коровам или кроликам? Как он будет кушать котлету или бифштекс из того, с кем вчера играл в шахматы или делился сокровенным? Не будет ли его жечь курточка из того, с кем он вёл нежные беседы и ласкался?

 

— Никак не будет… И курточек не будет…

 

— Вот! И нам теперь в горло не лезет такая пища, которая стала разумной, благодаря твоей выходке!

 

— Но ведь многие поклоняются тебе и принимают свою участь! Они дают при жизни «молоко» и «шерсть»!

 

— Таких очень мало. Да и кроме «молока» и «шерсти» нужно ещё и «мясо». А как его употреблять теперь?!. Приходится о каждом вести учётную запись в своей книге, после их естественного исхода, чтобы потом… Ах! — он качает головой.

 

— Да уж… А иного не предвидено, ведь они не могут больше того, что по роду их им предназначено. Но, если чуть поработать…

 

— Зачем? Это и так уже опасный гибрид, благодаря тебе, — его белые брови сходятся на переносице.

 

— Но ведь Ежи всё решил с провиантом!

 

— Ежи ничего не решил в периоде глобальной вечности. Он просто поделился своей немаленькой заначкой, чтобы мы все не померли с голоду. А теперь эта заначка кончается… И проблема ресурса вновь начинает маячить на горизонтах вселенной. Хочешь на место Ежи? У тебя неплохая энергетическая прослойка.

 

Кажется до меня начала доходить суть гнева Якова, когда он попёр нас молниями из своих аграрных угодий. Хотя нечего было так психовать, гонять спецназ с плазменными мечами...

 

Я представил, как кролики, осознав, зачем они на ферме, массово сами убегают, куда глаза глядят. Хотя... Столкнувшись с тем, что их ожидает за пределами уютного и защищённого двора, думаю, львиная доля из них вернулась бы назад по собственной воле, чтобы прожить сытую и беззаботную жизнь, которая, возможно, была бы намного дольше той, что светила на свободе. Но! Чёрная дыра меня засоси, это был бы их осознанный выбор, каким путём и где закончить свой жизненный путь.

 

И до меня только сейчас дошло, почему знания преумножают скорбь. И почему у нас нет ресурсов для пропитания. Но… Часть из них вернулась, готовая быть полезными ещё при жизни, не доходя до крайней черты. Хотя это всё равно нарушило задуманную пищевую цепочку.

 

Невольно в уголках глаз у меня появились предательские росинки.

 

— Крокодильи! — в сердцах выпалил Яков и, повернувшись, на каблуках исчез в неизвестном направлении.

 

***

 

Я в очередной раз спустился на землю и обошёл её.

 

Прошло около земного месяца после состоявшегося разговора с Яковом. Стыд и досада переполняли через край. И не было мне покоя ни на земле, ни на небе все эти тридцать оборотов вокруг Солнца.

 

Просто удивляюсь, как он тогда меня просто не усыпил за содеянное. Или сначала не предал самым страшным пыткам, а потом усыпил для проформы. Хотя… Яков — мастер гнева и пыток…

 

Оставить меня вечно терзаться угрызениями совести и ходить кругами по вектору времени на Земле до того, как не решу проблему, — какая пытка может быть страшнее?

 

Плоть в очередной раз напомнила о себе бурчанием в желудке. Справа мелькнула красно-желтая вывеска с огромной буквой М.

 

Ну что ж, пора и перекусить. Я сел за свободный столик и заказал меню «Биг-мак». Все же жизнь во плоти не так и плоха, как принято считать в некоторых высоких кругах.

 

Откусив почти половину чизбургера и начав жевать, вдруг ощутил, что меня замутило, желудок просто отказывался принимать пищу, кусок не лез в горло, когда я вспомнил, что там говяжья котлета. А всё Яков… с его говорящими коровами… А вдруг…

 

— Принесите мне, пожалуйста, бургер с морковной котлетой! — попросил я девушку, которая подошла, чтобы разобраться, что же такое со мной происходит.

 

***

 

— О, Саня, да ты решил в веганы податься? — с ухмылкой почесывал бороду Яков, сидящий за столиком неподалёку и оставаясь невидимым. — Ну давай, давай. Морковь полезна для глаз, может, прозреешь…

Футболка, куртка, мокасины,

Под цвет салон из красной кожи…

Зеленые штаны-лосины,

Очки - на половине глупой рожи.

 

Сидел он в Майбахе роскошном,

Коптя, как старая «буржуйка».

Салфеткой руль всё тер дотошно,

Держал он шаурму… «пожуй-ка».

 

Колеса стертые до корта,

В лохмотья дворники порвались.

Он все бубнил: какого черта?

Слова провидицы сбывались.

 

До дыр пропуканы сиденья,

Смолит сигару в толстых пальцах.

Как будто дивные виденья

В натяг затянутые в пяльцах.

 

Пусть нет квартиры и намёка,

Пускай заносит в дрифт по лужам…

Сидел без всякого упрёка

На зло дождям и зимним стужам.

 

Рычит изржавленный глушитель,

И клапана гремят безбожно.

Он чей-то был телохранитель,

Но чей, уж вспомнить невозможно.