Поэтическая дуэль

Почернела земля. Разгорелись поленья в ночь.

Взвыл волчицей набат, запылали сердца огнём.

У костра на коленях стояла шамана дочь

И молила богов заступиться за отчий дом.

 

Пугачи́ на макушках дубовых скребли язык,

Вековые осины внимали её словам.

В темноте за спиной у шаманки возник старик

И руками иссохшими обнял девичий стан.

 

Под прозрачными пальцами духа струилась дрожь.

«Непорочное тело! Живое!» — старик шептал.

Замолчала шаманка. И крепче схватила нож —

Расчертил на ключицах багряный узор ата́м.

 

Не подступится враг к поселенью её семьи —

Ворожба у порога собакой лежит цепной.

Шелестят заклинанья, костёр всё сильней дымит…

А в ушах у шаманки набата истошный вой.

 

Нагово́р на бесстрашье отцу своему под стать.

Капля жертвенной крови — свободы чужой цена.

На разбитых коленях, молясь, у костра стоять —

Для шаманки с рожденья дорога судьбы одна.

 

Не жалей и не плачь. Такова участь всех невест,

Кто своё тело отдал на откуп богам лесным.

Сталь вонзается в плоть и рисует меж рёбер крест.

Поглощают шаманку уголья и чёрный дым…

 

Обернувшись неясытью, дух в темноте исчез.

Отмолила несчастная смертью свой древний род.

Погребальным нарядом колодезной влаги всплеск.

Провожатых не видно. Лишь ворон о ней поёт.

 

/2023/

Опьяняющий воздух свободы естество затопил до предела, до хвостов, до макушки, до сердца. Медно-бурая грелась и пела под колючим полуденным Солнцем, между дном и небес амальгамой, в многоточии пагод и храмов - в монолитности вычурно-рьяной. Что за счастье: забыть о набегах, о добыче, о сладком коварстве; балаклаву звериную сбросить и остаться единственной в царстве; лицезреть хороводы кувшинок на пруду, переливчатых карпов, отягчённых бронёю зеркальной; слушать гомон порхающих бардов. Вот и сакура вскоре оттает - мир насытит чарующим светом. Лепестки - белых фениксов перья - тёмный мех окропят первоцветом...

Каждый молча свой путь выбирает - сообразно привычке врождённой, проникая тропой заблуждений в пятый угол, ему отведённый. Лицемеры-жрецы, император... Им погоня и казнь - для забавы, и не важно кого, где и сколько псы затравят во время облавы.

Время сушит и горе, и ярость, и охотницы слёзы скупые, и плодятся в колодцах дворцовых вездесущие крысы чумные...

Удушающий запах реванша заполнял естество до предела - от хвостов до макушки и крыльев. КицунЭ? Превращалась и пела! (Трутни спят вечным сном, разлагаясь, оплатив все долги и обиды...)

И буравил небесную заводь гиацинтовый взор Немезиды.

 

 

 

Иллюстрация автора