Перцевая Людмила

К 1 сентября все мои туристы вернулись из своих путешествий, целые и невредимые. Младший сын с внуком забирались аж на Дальний Восток, старший со студенческой компанией остался верен Северному Уралу, только на этот раз – не по рекам, а по горам. Но всех шибче был поход у племянницы Татьяны, она вместе с таким же завзятым походником мужем Иваном и двумя малышами путешествовала по Хибинам.

 

С замиранием сердца я спрашиваю ее, как Миша и Маруся (9 и 6 лет) выдержали испытание. Таня улыбается: «Да ведь они у нас уже подготовленные, и маршрут мы строили с учетом их возможностей».

 

Татьяна и Иван еще во времена студенчества покоряли Саяны, Урал, Кавказ, даже горы Непала, у меня от одного взгляда на фотографии (а она еще и снимает прекрасно!) дух захватывает. А мне объясняют, что вообще-то они никакие не альпинисты, они – пешие покорители гор. Ничего страшного, увлекательно, познавательно, восхитительно!

 

Вот и старшие мои такие же бесстрашные, когда Грише и Тасеньке было еще по пять лет – они уже с родителями ходили в горы. А сейчас Григорий - дипломированный специалист и аспирант, Тася поступила в РГГУ на факультет переводчиков, первокурсница, и для них все эти прогулки в горы, ночевки в тайге, грозы и ливни, переполняющие бурные реки, (кругом – вода!) – просто захватывающее приключение.

 

А я сейчас путешествую с ними только заочно, по фотографиям и рассказам, что тоже увлекательно, но… Последний раз бродила ущельями Домбая, совершенно одна - незабываемое впечатление! И вообще много ходила туристскими тропами, между прочим, и ночевала в тайге как-то одна, на кого-то обиделась - и уперлась на Кумбу, заблудилась, прошла по распадку между двумя вершинами и опомнилась только тогда, когда увидела трубы Краснотурьинска, а это - по другую сторону хребта! Безумная...

Не удивительно, что у меня много стихов о горах, тайге, суровых тропах. Ну вот хоть это:

 

ВЫСОКОГОРНОЕ

Позирует гора,

открытая ветрам:

- в лучах восхода и заката,

то островерхой, то покатой,

громадой заслоняя небосклон,

или распахивая ширь всех четырех сторон!

 

Снимают Фудзияму каждый миг,

в нон-стоп режиме, затаив дыхание,

но так никто поныне не постиг,

в чем же горы очарование...

 

Очерчен конус

спящего Везувия,

с подтекстом прежнего безумия.

Одолевает муравьиный зуд –

вновь толпы по нему ползут,

- в предощущении тех роковых минут,

что лавой всех сомнут и пламенем пожрут?

 

Но – охладись,

и, замирая, насладись

хоть этим дивным видом из Аляски,

где тишь и гладь, ни пламени, ни тряски!

Холмы закованы во льды

и опрокинуты в безмолвие воды.

- Пространство сопрягая и момент,

простор оглаживает кистью Кент!

 

Перекликается в Саянах с ним Мешков,

а в Гималаях превзойдет всех Рерих…

Готов я Землю обойти пешком,

вдоль этой горной галереи,

предвидя неудачи и потери.

Но кто же в кисть мою поверит!?.

***

Вернулись отдыхающие из рязанской деревни, загоревшие, поздоровевшие, с урожаем! Тоже у меня сплошные волнения, ну а как же, горит ведь там всё!

Меня успокаивают: горит Мещора, а в нашем Панино даже дымом не пахло.

 

Мещора!

«Пожары в высохших болотах – самое страшное, что можно испытать в этих краях. От них нельзя спастись – огонь идет очень быстро. Да и куда уйдешь, когда до горизонта лежат сухие, как порох, мхи и спастись можно, да и то не наверняка, только на «острове» - огонь почему-то обходит иногда лесистые «острова».

 

Узнали? Это не из современного репортажа о нынешнем огненном лете, эти строки Паустовский написал в 1938 году, присовокупив, что пожары в Мещорском крае довольно частое явление. Из всего написанного этим лириком-прозаиком я больше всего люблю этот рязанский очерк. Хотя начала читать с очерков о художниках – Кипренском, Левитане, Брюллове. И уже тогда почувствовала какое-то смутное недовольство.

 

Вот он пишет о Кипренском, который, по мнению Константина Георгиевича, был сломан, испорчен ранней славой, и непрерывно, на каждом шагу извилистой судьбы, напоминает об этой…сокрушительной роли раннего успеха. Он в плену навязчивой идеи, но мне она мешает, раздражает! Ведь были взлеты, работа ради заработка, невероятные приключения и знакомства с гениями, которые и к нему относились как к равному.

 

Примерно такая же история с биографической повестью о Левитане, над которым довлело проклятие презираемой тогда национальности. Просто какой-то неподъемный куль, взваленный жизнью на гениального человека, угнетающий его и, в конце концов, вообще сломавший. Лучше бы и не читала. Вообще не понятно, как могли родиться лучезарный «Март» или симфония «Вечного покоя», нежнейшие пейзажи Плеса или задумчивый «Осенний день в Сокольниках». Радость и раздумье, золотая листва или яблоневый цвет.

Да ведь еще и великолепная дружба с озорником Антоном Павловичем, ссора, примирение, и потрясающее великолепие громадного творческого наследия того и другого. Не взирая на национальность.

 

Но сразу за биографическими повестями, примерно тех же довоенных лет рождения следовали в том собрании сочинений 1958 года повести «Мещорская сторона» и «Разливы рек». И я не заметила, как утонула! Прозрачная, исповедальная проза, когда каждое слово – к месту, фраза – играет, образ – выткан безыскусно и свободно. Абсолютно понимаю автора, когда он раз за разом возвращается к карте, к событиям то давних дней, то к сиюминутным впечатлениям… Я просто плыву вслед за Паустовским, с полным доверием, ведь это – его стихия! Этого нельзя не почувствовать…

 

Признаюсь, я никогда не числила писателя в корифеях, хотя его на Нобелевку выдвигали, кажется, трижды. Один раз кто-то там из организаторов конфузливо признал: хороший он писатель, но не великий. Но вот я перечитываю его повести, которые по большому счету скорее очерки, и таю от наслаждения. Ну, кто еще так может написать о болотах, рыбалке, трясине, о завистливых бабах и Гайдаре, заблудившемся в ночи?

 

Он сам вздохнет и закончит эту повесть словами:

«И если придется защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и этот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное, как бы невзрачно на вид оно ни было, - этот лесной задумчивый край, любовь к которому не забудется, как никогда не забывается первая любовь».