Перцевая Людмила

- Ну как твоя дипломная?

- Движется, уже за половину перевалил!

 

Я даже не спрашиваю, как может называться дипломная работа у студента МГУ с мехмата, он как-то курсовую мне назвал, так я онемела: я и слов таких не знаю, не то что сложить их в предложение, абсолютно не имеющее для меня смысла!

 

Дипломатично спрашиваю:

- Трудно, небось, рассуждать на такие темы, не то, что у нас, гуманитариев, любой может толковать, просто исходя из общих представлений и житейского опыта!

- Не скажи, - живо возражает собеседник, - у меня приятель с философского пишет дипломную о свободе слова, так просто в отчаянии. Говорит, мозги закипают, настолько всё противоречиво и запутано. У нас, у математиков, всё в формулы упаковано, строго доказуемо и не перевирается, если дважды два - четыре, так тому и быть навсегда!

 

Мы смеемся. Разумеется, тема дипломной математика у меня никоим коготком в уме не зацепилась, а вот закипающие мозги приятеля вопят и взывают...

 

Я не философ, никакой теории в помощь моим плутающим в поисках выхода мозгам у меня в памяти нет. Одни обрывки текстов, клочья, цитаты... Всплывает нечто самое важное, основополагающее из Нового Завета: "В начале было Слово, и слово было у Бога и слово было Бог" - это первая строка Евангелия от Иоанна.

 

Я читаю с доверием и почтением, я понимаю, почему слова повторяются и варьируются, почему Слово - одновременно и Мысль, и Сын Господа, почему он, она, оно - служат Господу и помогают ему налаживать контакт с Человеком, сотворенным по образу и подобию... Помогает влиять на него и укреплять Веру.

 

Но параллельно возникает и не пропадает мыслишка, что совсем не случайно у богословов столько разных толкований и у этих поучительных откровений. Евангелие, как всякий текст, зафиксировано в словах, человеком, обращено к людям, да это и не единственный текст, - есть от Луки, от Матфея, от Марка, и все они различаются. А в этих различиях есть своя логика, перенесены акценты, по своему выстроены факты казалось бы единой великой судьбы, событий, которые не подлежат художественным трактовкам.

 

Я не богослов, но даже мое дилетантское прочтение библейских текстов приближает к пониманию главного их целеполагания. Эта спрессованная в веках мудрость - попытка осмыслить человеческий опыт, передать его грядущим поколениям, служить путеводной нитью в испытаниях и тяготах.

 

Многие люди берут ее на вооружение в нашем времени? Прислушиваются к советам из глубины тысячелетий? Сильно сомневаюсь.

Во-первых, из невероятной страсти человека буквально всё опробовать на собственной шкуре.

Во-вторых, как раз из уклончивой вариативности этих самых советов, которые толкуются богословами и вообще всеми читающими с разбегом во все стороны.

 

Слово в Библии абсолютно свободно, оно обращено к вашей мыслительной способности, оно призвано воздействовать как на самую девственную, неискушенную натуру, так и на глубоко проникающую самые сложные смыслы.

 

Слово - оно и есть запечатленная мысль.

У вас, как и у меня, сразу всплывет тютчевское: "Мысль изреченная есть ложь".

 

Этот стих так прекрасен, так развернуто дает представление о невозможности взаимопонимания между людьми, что я просто обязана его процитировать полностью!

 

Silentium!

 

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои —

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, —

Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, —

Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей —

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, —

Внимай их пенью — и молчи!..

 

Прекрасный совет мудрого поэта, достаточно пожившего и способного к размышлениям на базе накопленного опыта, эмоций и багажа знаний.

Готового к отшельничеству.

 

Но осмелюсь возразить от лица вот этих, юных, галдящих, ищущих, переживающих потрясение от всякой житейской чепухи, легко ссорящихся и замирающих от любовных переживаний до полного ступора. Как это - молчи!? Если слово - оно и есть мысль! Она формируется в словах, да и отправная точка для ее рождения - слова!

 

Ох, уж эти поэты, любят они во всем доходить до абсолюта, до точки невозврата.

А ведь мысль - это и постижение, и отрицание, и допущение, то есть вообще нечто фантастическое!

 

И это правда. Я беру из учебника формулировку "свободы слова", потом обращаюсь к нашей Конституции, и к моему удивлению в обоих случаях они почти совпадают.

 

Свобода слова - философская категория, характеризующая сущность человеческого бытия, заключающаяся в возможности личности самостоятельно мыслить, выражать свое мнение публично, в соответствии со своими представлениями и желаниями, а не вследствие внутреннего или внешнего принуждения.

 

 

Свобода слова из Конституции РФ

Статья 29. 1. Каждому гарантируется свобода мысли и слова. 2. Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду.

 

Получается, что всякая свобода слова - это право человека свободно мыслить!

 

Минуточку, но ведь человек - существо социальное, и уже по этому обстоятельству - зависимое от множества других людей, их мнений, установок и правил. Можно, конечно, философствуя, освободить его от всякого принуждения, хоть внутреннего, хоть внешнего. Пусть глаголит исключительно по своему желанию! Но как это осуществить на практике?

 

То есть надо представить любого уже мыслящего человека некоей "чистой доской", (как обозначил английский философ Дж. Локк - Tabula rasa), на которой он сам может начертать божественно снизошедшую на него истину?

Да откуда она возьмется, если не было никаких компонентов для ее рождения, ни наблюдений, ни разговоров, ни предшествующих ей заключений?

 

Мечтать не вредно, но как появиться истина не может в пустоте, так и бытовать ей надлежит исключительно в людском сообществе. И не важно, на завалинке соседу выскажет ее глубокомысленно дядя Федор, или в научном журнале опубликует Федор Михайлович, а, может быть, в толстенном романе сможет обосновать литератор Достоевский.

 

Стоп. Стоп. Стоп. На пути высказанного (не суть, как рожденного) слова, мнения, в любом обществе моментально возникают самые разнообразные препоны.

 

Давайте сразу отсечем бытовую среду, как наименее регулируемую и подверженную репрессиям. Хотя у меня возникает огромное искушение именно тут вольно порассуждать, привести массу примеров, как "сарафанное радио" рождает всякого рода митинги, протесты, деревенские драки и бытовое смертоубийство.

Поэтому мудрые люди не зря говорят "придержи язык", "молчание - золото", "слово - не воробей, вылетит - не поймаешь" и много ещё всякого.

Это всё из области сознательного самоограничения свободы слова.

 

А есть ведь и еще один, чреватый жестокими последствиями аспект словоизвержения: донос.

В разные времена бытовали в социуме доносы, вследствие которых людей отправляли на каторгу, возводили на костер или сажали в тюрьму. Иногда просто выгоняли с работы или изгоняли из деревни.

Примеры можете подобрать во множестве хоть из нашего времени, хоть из времен Тиля Уленшпигеля, хоть из практики хунвейбинов, хоть из послужного списка Билла Клинтона.

"Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется", а иногда - дано, на то и рассчитано.

 

Получается, что свобода слова - не такое уж безусловное благо с исключительно положительными последствиями?

 

Публичное воздействие слова - безусловно, могущественное орудие общественной деятельности. Изначально как бы предполагается, что человек, прежде чем опубликовать свои мысли, заключения, мнение, хорошо их осмыслил и предвидит последствия, даже рассчитывает, что они непременно наступят.

 

Статьи, выступления с трибуны, книги, проповеди, - всё, что выносится на суд общественности и для воздействия на неё, имеет огромную ценность для развития цивилизации. Поэтому во всяких конституциях, международных соглашениях, биллях о правах человека непременно запишут вот это положение о свободе слова и мысли.

 

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, теоретически такое пожелание звучит красиво, мол, никому нельзя мешать свободно думать и излагать надуманное, выстраданное.

 

Можно ли это осуществить в самых разных обстоятельствах, странах, в любое время?

 

До сих пор ни у кого не получалось.

 

Возьмем хоть строки из нашей Конституции, которая "запрещает пропаганду социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства". Очень справедливо хоть для нашей многонациональной страны, хоть для любой другой!

 

Но сплошь и рядом возникают то митинги, ратующие за права социально угнетенных граждан, то журналы, требующие свободы предпринимательства, то книги, в которых русские выставлены вечно страдающим народом. И далее вступают в силу возможности толкования: вот эта похабная постановка в театре оскорбляет чувства верующих? А вот эта книга - сеет национальную рознь? Учебник по сексуальному обучению малышей несет в себе разрушительную силу для их здоровья?

 

Вступает в действие целая рать адвокатов, следователей и судей, призванных оценить силу словесных баталий, их безусловный или вероятный вред для общества и государства. Кому рот заткнуть, а кому позволить витийствовать?

 

Если государство сильное, крепко организованное, оно быстро находит методы регулировки словесной пропаганды. Приведу яркий пример, известный всем, жившим во времена СССР гражданам, ну и сошлюсь на собственный опыт.

 

Мой коллега по "Социалистической индустрии", как-то очень ностальгируя по прежним журналистским временам, сказал мне:

- А знаешь, Перцевая, что было самого замечательного в газетах нашего времени?

Я озадачилась.

- Бюро проверки! - торжествующе поднял он указательный палец.

 

Только теперь, во время разгула Интернета, я понимаю всю глубину его замечания.

 

Представьте весь этот процесс. Идет номер, я читаю и подбираю статьи и заметки, ведущий редактор их читает, главный редактор просматривает, три тетки в тихом кабинете каждую строку въедливо проверяют, лезут в энциклопедии и справочники, при сомнениях названивают еще по каким-то телефонам, под лупой - каждую дату и цифру. Параллельно идет работа корректуры и цензора.

 

Я уж не говорю, что вообще-то за точность каждого слова отвечает прежде всего автор, написавший статью, редактор отдела, через который эта статья проходила, а в конечном итоге - орган печати, будь то газета или журнал, книга или репортаж по радио.

 

Вот эта жесткая система прохождения газетного материала и внушила с годами читателям понимание, что если в газете напечатано - всё так и есть. На чем в первые годы перестройки, всякие ушлые проходимцы, публикуя рекламу, делали состояния: ваучеры несли в ту акционерную компанию, которая объявлялась нефтяной. Людям было невдомек, что рекламировал "НИПЕК" безвестный кооператор Каха Бендукидзе, вложивший в полосную рекламу все нажитое! И купивший потом на эти собранные ваучеры "Уралмаш" и много еще чего крупного. Лично наблюдала рождение этого монстра из ничего. Вернее - из несокрушимой веры советского человека в газету "Известия".

 

Да, в разное время разные газеты переживали разное состояние, не ловите меня на статьях против Шостаковича, Пастернака или Зощенко. Я сейчас не адвокатствую и не обвиняю, я вывожу рождение системы, которая создавалась во благо государства, строилась по единым правилам контроля, действовавшим повсеместно.

 

Контролировать СМИ было и сложно (ого-го какой штат всех этих читающих полосы до читателя!), и просто - система была единой и обязательной, а подконтрольные СМИ - организованными, коллективными органами.

 

А теперь я вас опрокину в наши абсолютно свободные от всякого дозора времена с их самой главной переменой. Вы же знаете, что произошло с рождением Интернета?

 

Правильно: атомизация всех, кто излагает мнения, облекает мысли в слова. Даже если слов знает очень мало, а мыслей нет совсем.

 

Толпа обрела голос и моментальный доступ к микрофону, если можно так выразиться. Не надо писать в газету, не надо ничего проверять, что приснилось, что привиделось, что вообразилось - то и прокричал. В социальных сетях, публикуя на своем или чужом сайте, авторизуясь в Дзене, откликаясь на чужие публикации или клепая на коленке свои. Вот как я сейчас, в данную минуту.

 

Вот она, желанная свобода слова - ничем и никем не ограниченная, не контролируемая, не стесненная. Вот он, мыслительный процесс хоть под влиянием фактов и чужих мнений, хоть протекающий вопреки всяким мнениям и событиям, исключительно волюнтаристски!

 

Я подозреваю, что мне сейчас накидают примеров противодействия этой свободе. Будет там и терзаемый тремя странами сразу австралийский журналист Джулиан Ассанж, и президент могущественных США Дональд Трамп, которому заблокировал доступ интернетовский ресурс, и журналисты, ведущие всякого рода политические расследования, но не имеющие доступа вообще ни в одно публичное издание с тиражами. Расстрелянные в реальном мире или заблокированные в виртуальном.

 

Роль всех контролирующих органов, перечисленных мною в нашей советской прессе (уверяю вас, в любой другой стране цензура была не менее жесткой, она и сейчас бытует в Нью-Йорк Таймс или Женьминь жибао), легко и непринужденно сейчас исполняет один человек, хорошо понимающий, ЧТО в интересах издателя, а ЧТО противоречит им.

 

Но ведь я не сказала еще самого главного: в потоке огромного количества частных мелких мнений и заявлений, может быть, не существенных, но вполне правдоподобных, львиную долю сегодня занимают фейки. А это уже не просто домыслы или привирание, это сознательное вранье.

 

Его формируют, профессионально творят из всякого подручного мусора на тему происходящих событий новые ремесленники, они сознательно подвизаются на ниве оголтелого вранья.

И чем страшнее, немыслимее эта ложь - тем охотнее ведется на нее современный читатель. Да что там - читатель, на неё делают ставку в своей пропагандистской установке профессиональные издания вполне цивилизованных стран Европы и Северной Америки.

 

Как это соотносится с понятием свободы слова и мысли? Сознательное вранье - это тоже свободное словоизъявление? Кто и как устроил весь этот порядок, когда правда изгоняется с полос газет и журналов, а вранье сознательно фабрикуется и смачно, богато иллюстрированное для убедительности, подается читателю?

 

Подчеркиваю: я не сравниваю газеты времен Грибоедова, который очень гордился тем, что в репортаже о наводнении в Санкт-Петербурге не допускал никакого субъективизма, времен Сталина или времени Макрона. Я говорю о том, что Качество слова зависит от человека, уровня его совестливости, профессионализма и зависимости от системы, в которой он существовал. Или существует. Или вообще не понятно от чего.

 

…Представитель Пентагона Кирби недавно публично, на пресс-конференции заявил, что США посылают в помощь Украине самолеты. Зеленский завопил: "И где они?" После некоторого раздумья Кирби сообщил, что он просто ошибся, то были не самолеты, а запчасти к ним.

 

… Рамзан Кадыров в ходе кровопролитных боев за Мариуполь гордо объявил, что буквально после обеда его бойцы возьмут "Азовсталь". Но что-то не срослось, а потом и Главнокомандующий не велел штурмовать: людей поберегите. Сидят там нацисты до сих пор.

 

… Байдена журналисты время от времени спрашивают, можно ли президента РФ назвать убийцей? Или того хуже ... Он отвечает утвердительно. Президент США вообще много нелепого произносит, после чего соответствующие чиновники важно говорят, что это - просто "его личное мнение" и оно ничего не значит (???)

 

... Секретарь генерального совета партии "Единая Россия" Андрей Турчак как-то в толпе беженцев с Украины горячо пообещал, что его страна им восстановит города. Его кто-то уполномочил на такие заявления? У человека его компетенций есть возможности исполнить такое обещание?

 

... Борис Джонсон ляпнул на публику, что Великобритания обучала украинских военных и сегодня готовит их на бой с русскими. Но тут польский генерал в ужасе закричал, что англичанин выдает военную тайну, нельзя об этом публично!

Что теперь будет с человеком, который выдал военную тайну?

 

Я могла бы множить примеры, даже про своего пресс-секретаря наш Президент в ужасе вдруг сказал: "Он иной раз такую пургу несет, кто ему это поручал, откуда взял?!."

Но вы и сами такие образчики полной свободы слова слышите каждый день. И пытаетесь понять, как же оно на самом деле обстоит, кто тут врёт, а кто истину разыскивает... со свечой под фонарем или при ярком солнце.

 

Еще один показательный пример из моей богатой практики. Я работала в "Московских новостях", была в составе редактората, вела номера, участвовала в горячих спорах, как подавать невероятные события 90-х в нашей самой-самой передовой и открытой газете. А поскольку Ельцина знала еще по работе в Свердловской области, как-то не удержалась и написала о нем большой очерк "Не сотвори кумира".

 

Члены редактората читали, охали, ахали, хвалили и приговаривали, все как один:

- Ты же понимаешь, такого в наше время никто не напечатает... разве к Проханову в "Завтра" отнеси!

- Почему к Проханову, а мы разве не глашатаи свободы слова?

Смеются.

 

Забрел в редакцию друг газеты, драматург Александр Гельман, (папа нынешнего оппозиционера Марата), ему секретарша главного редактора Карпинского с круглыми глазами сообщает:

 

- У нас тут такой кипеж, Перцевая такое написала, такое, все читают...с ума сойти!..

 

Гельман попросил и ему дать почитать. А потом ворвался к Лену Карпинскому и кричит:

- Ты что, через десять лет все будут об этом говорить, а у тебя есть шанс - первым!

 

Долго думали, Карпинский пытался что-то поправить, но по части своих текстов Перцевая - кремень. Сговорились на том, что очерк публикуется полностью, дословно, но на отдельной колонке Главный редактор напишет, что это - личное мнение журналиста, а вся редакция верит, любит, надеется...

 

Я согласилась. Так и сделали. Не припоминаю прецедента, подобного этому - чтобы главный и вся редакция на всякий случай от автора отстранились, из опаски репрессий.

Это была бомба еще та, и мой текст, и приписка от редакции. Вот это я понимаю - свобода слова и мнений.

 

Очерк потом много перепечатывали по городам и весям, отклики шли мешками, а в моем родном Североуральске с примечанием: "Такой очерк только и мог быть напечатан в самой демократичной и смелой газете нашего времени".

 

Как я смеялась!

Было это в «Московских новостях» в №11, за 15 марта 1992 года, Ельцин правил, как вы, наверное, помните до 1999 года, то есть вполне в том году в силе был. Но и я как-то в очередной раз тогда уцелела.