Перцевая Людмила

Старый художник с кудрями до плеч, сидя в своей мастерской, держит картину, она без рамы, но холст – записан. Там мог быть натюрморт, портрет, пейзаж, но он выбрал марину: по легким волнам бежит парусник, работа профессиональная, не без чувства. Сейчас он на глазах у зрителей загрунтует её поверхность жирными белыми мазками и напишет нечто своё.

- А это у тебя что за доска?

- Это икона, кажется век восемнадцатый, постарше марины. Я ее покрыл гелем и буду писать поверх…

Потом камера скользнет по готовому произведению и покажет это своё, исполненное мастерски: тонкие клубы завивающегося дыма и погасшая спичка с черным обгорелым концом и выписанными гранями нетронутого огнем дерева.

 

Когда зритель будет на выставке знакомиться с работами Юрия Купера, подспудно в его голове будет ярко сшибаться вот эта кайфовая трансформация: обгорелая спичка поверх иконы. Возникнет (не может не возникнуть!) образ иконописца, вдохновенно, трепетно исполняющего евангельский сюжет. Записанный, изошедший вот этим дымом. Сильнейшее эмоциональное воздействие, чувства, которые даже трудно сформулировать!

 

Подчеркиваю: и разговор под камеру, и выставочные беседы, и последующие комментарии искусствоведов – все не просто входит в творческий процесс, но и становится СОДЕРЖАНИЕМ произведения живописи. Многоярусного, сложно задуманного, исполненного совокупными усилиями всех доступных средств.

Они это называют «перформанс», по-русски – представление. Иконы или старые картины можно загрунтовать или просто замазать абстракцией, наколоть из доски щепы топором, что тоже случалось. Случалось, весьма среднюю живопись на аукционе разрезали до половины на полоски – и стоимость ее подскакивала на порядок: всплеск эмоций потрясенной публики ложился в актив произведения. Я писала о таком случае с картиной Бэнкси, еще одного знаменитого акциониста.

 

Иногда поиск происходит в тиши мастерской, не под камеру, и рождается шедевр из наложенных друг на друга картины Леонардо да Винчи «Джоконда» и голландского пейзажа 17 века. Иржи Коларж, придумавший порезать их на полоски и совместить, назвал свое творение «Улыбающийся пейзаж» - и прославился на весь мир! Есть он у меня в солидной монографии «Шедевры ХХ века».

 

Кажется, не только для Юрия Купера в творчестве главное – азарт, словить кайф, выдумать свой стиль, не очень заботясь о содержании. Этим стремлением охвачено всё творческое сообщество: литература, театр, кино. Полтысячи лет искусство стремилось ввысь, к духовным вершинам, а художники покоряли неисчислимые толпы своим откровением, глубиной послания, силой эмоционального воздействия. И вот пошло обратное движение - скольжение по наклонной плоскости.

 

Не удержусь от поразительного примера вполне соразмерного и даже превосходящего хулиганством всех нынешних творцов - художника Караваджо. Италия, высокое Возрождение, вторая половина 16 века. Он написал «Мадонну паломников», и моделью ему служила …его любовница, известная в городе куртизанка Лана. Она стоит на картине, прислоняясь к дверному косяку, скрестив босые ноги, вполне узнаваема, но в лице что-то такое неземное, что способен был написать только гений.

Святые отцы с большим сомнением выставили ее в храме, разумеется, услышали ропот узнавания и готовы были спрятать её от греха подальше, но к «Мадонне паломников» повалили такие восхищенные толпы голытьбы, она мгновенно стала так знаменита и привлекательна для верующих, что посягнуть на ее право говорить с людьми никто не посмел. Гений!

Да, создать великое произведение искусства, которое в веках будет жить, не всякому дано. А порезать на полосочки, вывернуть наизнанку, глумиться над сюжетом – достаточно личного нахальства и склонности к куражу.

 

В моем любимом музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко (пересмотрела в Стасике практически весь репертуар!) скандально известный режиссер Константин Богомолов поставил…ораторию Генделя, раздербанив стройное музыкальное произведение декорациями, натюрмортами, смешными сценками, никак не связанными с Генделем. Представление шло на малой сцене и скандал был ...сдержанным.

Позже в Перми он поставил оперу «Кармен», вволю поиздевавшись над Бизе.

Как он сам рассказывает, его раздражала пошлость всех этих цыганских юбок, нестыковки в сюжетной линии и вообще…замшелость устаревшего произведения. Он его переписал, действия перенес в Одессу, Кармен у него стала еврейкой-одесситкой, напевающей свои знаменитые арии, помахивая… испачканной прокладкой, символом сексуальности.

Публика была потрясена этой «новизной» трактовки, особенно сценой с матадором в кабаке, где в повальное пьянство вовлечен был и хор, естественно, ставший шибко нестройным.

 

Потом Богомолов еще раз отметился на музыкальной ниве, поставив все в том же Стасике балет Прокофьева «Ромео и Джульетта». Разумеется, Шекспира тоже пришлось переписать и приладить к современности: отсидевший в тюрьме брутальный Ромео не мог не покорить юную Джульетту! Да, в итоге они расстались, но зато остались живы оба.

 

Музыкальные произведения трудно ломать, там ведь всё строго подчинено музыке, каждый шаг, слово, движение. Ломаешь сюжет – трещит по швам и всё остальное.

Так ведь тем и интересно, что треск стоит немыслимый и вопли меломанов – зашкаливают! Константин с экрана, сладко жмурясь, повествует, что для него в этом хулиганстве вопли протеста и рождают тот самый немыслимый кайф, которым он, режиссер, и живет, и вдохновляется.И это главное!

То есть всё, как и у художников с их перформансами: не созидание, а ломка, насилие над гениальным творением, варварское извлечение «естественных, а не фальшивых эмоций» - как выражается Богомолов.

Потрясение, счастье слушать музыку Генделя для него – кривляние и фальшь, а крики возмущения, протеста против его собственного кривляния - истинное и достойное усилий чувство.

Эвон как хулиган самоутверждается!

 

И стоит ли удивляться тому, что творится сегодня в театре, когда переписанные шедевры классики выставляются на посмешище, а зал немеет от пережитого потрясения: и вот уже Онегин не похож на себя, и Татьяна творит нечто несусветное, вольно же было Пушкину выдумывать какую-то женскую верность!

 

Я понимаю, что написать новую пьесу, как это делали сравнительно недавно Мережко, Вампилов, Брагинский, дать им сценическую жизнь, - дела невероятно сложное. При этом должны органично сложиться в единое целое талант драматурга, режиссера, художника и композитора, актеров – и только такой ансамбль сможет покорить зрителя. Так тоже происходило – и мы с удовольствием пересматриваем эти спектакли.

Но это – для талантливых людей. Бездарь придумывает, как он будет ломать и корежить, распиливать на части и опошлять, и ловить кайф от этого глумления!

 

В своих интервью Богомолов ни разу не обронил даже словечка о том, что он хотел что-то открыть слушателям в оратории Генделя, в музыке Прокофьева… нет, такой цели не стояло! Он, сладко расплываясь в улыбке, рассказывает, как в работе над оперой Бизе он раз за разом менял мизансцены, придумывал всё новые трюки, потрясая дирижера и солистов. Как им приходилось подчиняться его требованиям, и как он в азарте вовлекал их в этот процесс выворачивания смыслов наизнанку. И получал кайф! Всё, что ему требовалось!

 

Это было его выступление в передаче «Нескучная классика». В завершение ведущая Сати Спивакова попросила его прочитать какое-нибудь своё стихотворение. Ведь он пишет стихи! Любое, на собственное усмотрение. Константин отказался: он нигде и никогда свои стихи не читает, не выносит на публику то, что ему так дорого.

Какой замечательный финал! Писать поверх гениального произведения – огромное удовольствие, оно там, подспудно, на подкорке, воздействует на зрителя. Но самому подставиться, чтобы по тебе прошлись ногами – ну уж нет, увольте.

Беда даже не в том, что этих режиссеров шедро спонсируют государственные банки, а в том, что зритель, хорошо зная, чего можно ждать от таких...интерпретаторов, покупает билеты на анонсированные издевательства надо классикой. Стало быть, зритель уже тоже...трансформировался. Ему нужна не мысль, не эмоции, а пристебывание. И этому зрителю отдался театр без остатка. Мы его сдали без боя. Время диктует своих оракулов. Последствия в реальной жизни даже не хочется представлять.

 

Репродукция с картины Купера "Кисть и стул"