Андрей Мансветов

КОСТЁР

 

Взаимоотношения автора и читателя в фокусе текста – штука всегда интересная. Особенно если читатель берется оценивать, рецензировать, анализировать. У автора, в ответ, нередко появляются претензии к качеству читательского восприятия. Мол, не понял тот, не угадал кода, напрасно придирается. Что ж, бывает так на так.

Приведенный ниже разбор отнюдь не попытка утвердить собственную правоту, но разговор об авторских и читательских стратегиях, которые для меня имеют значение. О физиологии поэзии, если хотите.

 

Моя стратегия начинается с чтения вслух рассматриваемого текста, погружения в характер поэтической речи, фонетику, ритм. Параллельно сознание выхватывает образы и конструкции, о которые спотыкается ум или язык. Формируется первичное отношение, которое ещё предстоит себе объяснить за пределами нра-не-нра.

Здесь фонетика нареканий не вызвала, разве что слегка царапнула рифмопара синеглазый-Вязьмой, но этим можно пренебречь. Хуже было с записью. Взгляд зацепился и за усложнение строфики (потеря дыхания, хотя авторская логика легко понимаема), за многоточия (кои, в этом я убежден, за крайне редким исключением снижают качество художественного высказывания).

Второе чтение – смысловое. Дешифровка собственного отношения к прочитанному.

 

Облетали минуты с черёмух

в бело-розовом отчем саду,

где струилась лиловая дрёма,

как дурманный настой на меду.

 

Первая строфа задает картинку. Цветовую гамму (бело-розовом, лиловая), время года и суток, общий настрой (дрема). То есть перед нами теплый весенний вечер. Автор убедителен, изобразительно-выразительные средства применены успешно. Единственно, вызывает нарекания «Облетали минуты с черёмух». Тут возможно договориться с собой, мол в это время отцветали именно черемухи, а не другие деревья. И все же остается легкое ощущение искусственности высказывания, поскольку вот это «облетели» и «сад» отсылает к весьма массивному пулу литературных штампов-стереотипов. Да еще и в самом начале текста. Черемухи кажутся попыткой выломаться из штампа, оставляя послевкусие некой искусственности.

Здесь же я бы обратил внимание, что автор начинает формировать лексический ряд, выпадающий за рамки обыденной речи, а значит являющийся значимым. Встает вопрос возможной стилизации либо значимой лексической характеристики лирического героя /автора повествователя.

Вот этот ряд: дрёма, дурманный, повече́рять, купно, вышних, говор. Понятно, что автор рисует нам нечто исконно-патриархальное, родовое. Рисует, на мой вкус, избыточно настойчиво, совершая насилие над свободой моего читательского восприятия, семантическая картинка довлеет и давит, что не способствует сочувствию, сопереживанию. Тут можно копать еще глубже, но рискую перейти тонкую грань вкусовщины, так что не стану.

 

Всё семейство - и русы, и седы -

повече́рять сошлось у костра.

Расцветила неспешность беседы,

воробьино звеня, детвора.

 

Перед нами вторая часть картинки. И снова никаких явных претензий. Все зримо и понятно. Слегка приторным кажется образ воробьино звенящей детворы, но это тоже дело вкуса. Мой подсказывает, что здесь автор опасно балансирует на грани между лиризмом и сентиментальностью (последняя, на мой взгляд, неизбежно снижает восприятие).

 

О покосе, о саженцах вишни,

и про купно построенный дом,

о порядках житейских и вышних

говорили - о том и о сём.

 

Третья строфа представляется мне неуместной и «ненаместной». Умом то понимаешь, что относится она к той самой неспешной беседе, а восприятие привязывает ее «к звону детворы», мол это она звенит о нижеперечисленном.

И даже если пренебречь этим, всплывают штампы-стереотипы. Здесь - про патриархальные посиделки, на которых, о чем и говорить, как не о порядках житейских и вышних. А еще и последняя строка строфы представляется мне итогом неоправданной речевой инверсии. По логике – «говорили о…» а дальше уточнение.

В имеющемся же виде она ничего не добавляет, следовательно, лишняя.

 

У родни четырёх поколений

так похоже синели глаза.

И плыла полусфера вселенной

над лесами и весями за...

 

К этой строфе претензий две. Первая – образ «полусфера вселенной» выглядит абсолютно искусственным, головным (лексически диссонирует с приведенным выше рядом), да еще и визуально недостоверным, поскольку наблюдатель повествователь ВИДИТ полусферу вселенной именно полусферой только лежа навзничь в степи, на плоскости, а взгляда, когда она плывет над полями и весями я себе и вовсе не представляю, хотя и понимаю, о чем говорит автор.

Вторая претензия к обрыву повествования в многоточие. Если бы дальше автор сразу перешел к антитезе (Только - не было этого вовсе) – обрыв был бы оправдан, но мы то видим еще как минимум две строки той же размеренной «кинематографии» заканчивающейся таким же обрывом. Впрочем, в режиме кинематографии к этому можно отнестись и положительно (первый сбой картинки и второй – окончательный).

 

Убаюкивал говор отцовский,

вял костёр - облетающий мак...

 

И снова у меня претензии к образу. Хотя бы из-за неоправданного повтора (облетающий), если вспомнить, что в первой строфе уже «облетали» минуты с черёмух. Во-вторых, сравнение догорающих углей с маком и само по себе не кажется удачным в визуальном плане. Складывается впечатление, что автор обращается не к чистому читательскому восприятию, но к маркерам стереотипам. Да, это нередко срабатывает, но на мой взгляд не является безупречной авторской стратегией.

 

(Только - не было этого вовсе.

Никогда не случилось. Никак.

Запустение пахнет как ладан

над забытым гнездом родовым.

Над бесцельным цветением сада -

сизым облаком траурный дым.

Поразвеяло род синеглазый

лепестками с весенних ветвей)...

 

Здесь сразу обращает на себя внимание, что или скобки лишние, или многоточие после них. Затем мне оказывается непонятной связь запаха запустения и запаха ладана. Я могу спекулятивно эту связь отыскать, но она настолько неочевидна, что восприятие снова снижается. А еще возникает вопрос связи с финалом. Убили одного человека в роду и всё – захирело родовое гнездо? Но ведь род-то не пресекся, если повествователь называет убитого прадедом. Значит потомки отчий сад не сохранили? И какой сон видел прадед перед атакой – про вечер, о котором говорится в начале, или про запустение, о котором в конце?

 

...Этот сон видел прадед под Вязьмой

перед смертной атакой своей.

 

Автор не дает нам однозначного ответа. И стихотворение, по большому счету разваливается. Остаются несколько маркеров, якорей, которые по вероятному замыслу должны сформировать впечатление, остается собственно авторская картинка, неизбежно отличающаяся от читательской, обладающая внутренней логикой (нередкая, кстати, ошибка, как у начинающих, так и у вполне состоявшихся авторов), не записанной буквами. Так, на мой комментарий в конкурсе, автор отвечает, что прадед был поэтом, что описанный сад, как и описанное запустение списаны с натуры. Но о первом мне читателю узнать просто неоткуда, а второе никогда не является гарантией состоятельности художественного высказывания.

Это, впрочем, для многих читателей оказалось более убедительным, чем для меня.