Влад Южаков


Про ящик Пандоры

 
6 июн 2019
Один человек своим волевым решением как-то раз решил построить город в месте, которое для постройки городов не предусмотрено в принципе. И построил, наплевав на противоположные мнения, потерю невероятных средств и жизни многих людей. Но он абсолютно не понимал, что он сделал, какой ящик Пандоры открыл. Потому что дать леща шведам – это одно, а способствовать созданию мирового центра – чуть другое.
Я никогда не любил стихи. Ни читать, ни писать. И я, конечно, в первую очередь, дитя англоязычной прозы и русского рок-н-ролла. Фолкнер, Генри Миллер, Грэм Грин, Ирвин Шоу, Гребенщиков, СашБаш, Саша Васильев, Земфира, «Чайф», «Нау», «Алиса» - вот это вот все мое. Но это не стихи – это тексты.
И чуть потом я стал следствием поэтов. Например, к Гумилеву я пришел через того же БГ. Сначала я услышал в его исполнении «…И вот мне приснилось, что сердце мое не болит…», потом полюбил Вертинского, а уже потом начал читать стихи, которые Вертинский предпочитает. И про автора «Сероглазого короля» узнал таким же непростым путем. Короче, знакомство с русской поэзией шло у меня тяжело. Но когда я в нее вошел, я получил ощущение какой-то членистоногой стрекозы, вылетевшей из придорожного куста на шестнадцатиполосную трассу: мир оказался объемным, наполненным ревом, пахнущим бензином, пресыщенным сбивающими насмерть красивыми и дорогими машинами. Куда мне с моими прозрачными крылышками…
И я понял, что мы имеем скверное представление об этом мире. Мы стали уверенными, что он хуже нас, в тот самый момент, когда только начали его изучать. А он шире и глубже. Вот я приехал жить в Питер 15 лет назад с желанием знать его и любить. И я был везде в этом городе, по ходу удивляясь, что есть коренные петербуржцы, не знающие, где находятся Пять углов. И на исходе пятнадцати лет понял, что этот великий город изучить полностью мне не судьба. Не хватит и десяти жизней.
Питер из них, поэтов, и выстроен. Он стоит на болотах, но держится на поэтах. И я захожу в ту самую аптеку, которая «…улица, фонарь», и покупаю там пластырь, который мне не нужен, но важен, как часть культуры города, страны и мира.
Питер – невероятный город. Концентрация культуры на квадратный метр зашкаливает. Концентрация быдлячества – тоже. Но поэзия растет именно из этой суммы, как я думаю. Достаточно один день походить по Гороховой и Грибаналу, чтобы ощутить структуру стиха, понять, куда девать слова, как с ними жить. Понять, как жить со всеми вами.
И вот это понимание приходит тогда, когда с жизнью уже пора завязывать. И это не страшно. Страшно, когда на трассе не останется и следа от раздавленной «болидом» стрекозы.

Звёзды