Вячеслав Васильев

Он меня бросил. Бросил прямо в грязь! Это было беспощадно, как будто я для него совсем ничего не значу. Будто вся наша дружба теперь потеряла всякий смысл, и он пойдёт дальше один и не будет оглядываться. Но постойте! Он тоже упал. В ту же самую грязь. Стало быть, он меня не бросил, а уронил. Это всё меняет. Значит, мы по-прежнему друзья.

И вот мы лежим в этой вонючей грязи и не можем встать. Так уж вышло, что я с рождения не имела способностей к движению, поэтому без него моя жизнь потеряла бы всякий смысл. А он… Он – молодой, долговязый, светловолосый юноша, не был обделён силой и ловкостью. Я всегда поражалась тому, как легко он поднимает огромные тяжести и перепрыгивает высоченные заборы. А уж как бегает! Представьте всю эту целеустремлённость сильного молодого тела, мощь и скорость, с которой оно несётся вперёд! Безусловно, это не могло меня не восхищать.

Он не встаёт. В чём же дело? Кругом такая суматоха, а он, видите ли, разлёгся посреди поля! С этим нужно что-то делать. Я не хочу пролежать тут до вечера!

Грязь жутко холодная и вязкая. Дождь льёт как из ведра уже двое суток и не думает прекращаться. Вчера ночью Джимми завернул меня во что-то очень мягкое и тёплое. Это было так приятно! Вы когда-нибудь ощущали к кому-нибудь такое количество нежности и любви, что хочется вырвать себе сердце из груди, чтобы показать, как оно колотится? Ей-богу, в такие моменты о любви хочется кричать на весь мир.

Вот только сердца у меня нет. И говорить я тоже не умею. Единственным способом продемонстрировать свою любовь было убедить Джимми в том, что он всегда может на меня положиться. Доказать ему, что я не подведу. И, кажется, он мне верил.

Вдруг меня подхватывают чьи-то руки. Я поднимаюсь над землёй и вижу нечто ужасное…

Он убит. Это совершенно точно. Какой ужас! Мой Джимми убит!

Он лежит лицом вниз, а на его спине несколько кровавых пятен. Форма пропитана кровью, грязью и водой и порвана в двух местах в районе лопаток. Пули прошли насквозь. Каска слетела с его головы и валялась неподалёку, а чудесные светлые волосы моего друга погружались в грязь. Как это не прискорбно, его ярко-зелёные глаза уже были там.

Мне больше не видно его. Чьи-то сильные руки несут меня прочь от того места. Мы движемся вперёд, к мрачной линии окопов и противотанковых ежей под нескончаемый грохот проклятых пулемётов…

Ненавижу пулемёты! В них нет никакого изящества, только грубая сила, сминающая всё на своём пути. Между вспышками их выстрелов то и дело проглядывают лица стрелков, перекошенные злыми гримасами. Солдаты скалятся, жмут на гашетку и отправляют в нашу сторону сотни, быть может, тысячи пуль. Эти маленькие кусочки свинца впиваются в тела ещё живых людей, разрывают внутренние органы, останавливают сердца солдат и разбивают сердца их родных.

Надо признать, что мы тоже не ангелы. Но тот, кто по другую сторону фронта всегда кажется большим злодеем, нежели ты сам. Тут ничего не поделаешь.

Джимми и его друзья называли это наступлением. Их командиры именовали сие действо стратегической операцией. Как по мне, всё это было враньём. Никакие слова в мире не могут описать кошмар, творящийся вокруг. Кровь буквально заливает землю. Она течёт отовсюду: из порезов и ссадин, пулевых отверстий и оторванных конечностей. Хочется спрятаться, забиться в воронку от снаряда и не вылезать оттуда, пока эта мясорубка не утихнет. Но нельзя.

Мой новый товарищ говорит мне стрелять, и я выпускаю пулю в направлении парня, сидящего во вражеском окопе. Дальше всё происходит очень быстро и, вместе с тем, очень медленно. Пуля разрезает воздух и со свистом вонзается в грудь бедняги, ломая рёбра и проходя сквозь лёгкие, а затем со звуком рвущейся гимнастёрки выходит с другой стороны и приземляется на дно окопа. Свежая рана дымится на холоде, внутреннее кровотечение распространяется по телу, сердечная мышца делает своё последнее сокращение, и солдат падает на землю. Отличный выстрел. Бедняга мёртв.

Да, он мёртв. Точно так же пару минут назад кто-то убил и моего Джимми. Скорее всего это был пулемётчик. Стоит ли говорить о том, что жажда мщения просто распирает меня.

 

* * *

 

Тихими вечерами, когда пальба прекращалась, Джимми любил говорил мне, что мы отлично поработали. Он брал тряпочку и начинал вытирать меня от грязи или пыли. Тогда казалось, что всё прекрасно – и мир прекрасен, и люди. Но стоило сигнальной ракете осветить ночные небеса, как яростные пули срывались с поводка будто голодные овчарки. Джимми крестился, надевал каску, подхватывал меня, и мы вместе мчались к своей позиции.

В один из прекрасных вечеров, когда люди по обе стороны фронта мирно спали, Джимми рассказывал мне о своей семье.

Его отец был фермером и содержал небольшое ранчо. Дела у него шли не очень хорошо, поэтому семья вечно была в долгах, а Джимми и его старший брат Фрэнк вынуждены были работать с самого детства. В их обязанности входило пасти и доить коров, колоть дрова, следить за домашней птицей. Мать делала сыр, творог, сметану, масло, собирала куриные яйца. Отец то и дело ездил в город, чтобы продать всё это добро. Но вырученных денег не хватало. Нужно было расширять объёмы производства, но сделать это было не на что.

Ни Фрэнк, ни Джимми никогда не ходили в школу. Всей их жизнью было отцовское ранчо. Но парни не жаловались на судьбу. Они вставали очень рано, тайком от родителей выкуривали по сигарете и скакали к реке, чтобы освежить себя и лошадей. «Нет ничего лучше, чем с утра окунуться в тёплую речку!», - говаривал Джимми.

Братья были не разлей вода. Они понимали, что отец когда-нибудь умрёт и им самим придётся стать хозяевами ранчо, а потому старались вести себя как мужчины с самых ранних лет. Их матушка невероятно гордилась такими детьми. Да и отец гордился, только говорил об этом очень редко. Он считал, что лишний раз похвалить сыновей означает разбаловать их и поэтому молчал. Но братья всё понимали. Они видели отцовскую гордость в его глазах, а большего им было и не нужно.

Фрэнк ушёл в армию первым. Как потом оказалось, его забрали в парашютно-десантные войска и отправили воевать в Италию. Джимми продолжал помогать отцу, однако понимал, что скоро возможно и ему придётся отправиться на войну. Мать старалась не подавать виду, что переживает, и постоянно говорила, что всё будет хорошо. Отец просто продолжал работать. К возвращению сына он надеялся наладить дела и торжественно передать ему право быть хозяином ранчо.

В конце июля к дому подъехала красивая черная машина. Из неё вышли двое мужчин и спросили, здесь ли живут мистер и миссис Джексон. Получив утвердительный ответ, они передали отцу Джимми конверт, сказали, что им очень жаль, и уехали. Фрэнк погиб в день высадки. В конверте не было ни слова о том, как это случилось. Было написано лишь, что Фрэнк Дуглас Джексон пал за свою страну как настоящий герой, и Америка его не забудет.

Мать сотрясли страшные рыдания. Она упала на землю и не могла успокоиться. Мистер Джексон старался сдержать слёзы, но у него не получалось. Джимми просто сел на ступеньки возле двери и смотрел куда-то вдаль отсутствующим взглядом.

Фрэнк погиб во время высадки на Сицилии. С тех пор прошёл почти месяц, а весть об этом дошла до его семьи только сейчас. Так странно. Его брат вроде как был жив до момента вскрытия конверта и умер вместе с первым взглядом отца на скорбное письмо. Выходит, что солдаты умирают не на войне. Они умирают в письмах.

 

* * *

 

Джимми решил во что бы то ни стало отомстить за смерть брата. Он добровольцем отправился на фронт, несмотря на слёзы матери и уговоры отца остаться. Он жаждал справедливости. Будучи таким же сильным и крепким, как Фрэнк, Джимми без труда попал в 101-ую воздушно-десантную дивизию и начал проходить подготовку.

Прошёл год, прежде чем десантники вступили в бой.

Рано утром 6 июня 1944 года мы с Джимми выпрыгнули из самолёта над Нормандией. То, что творилось дальше, нельзя назвать ничем, кроме ада. Бесконечные вспышки, пальба, крики и стоны раненных… Сотни убитых солдат усеяли весь сектор высадки. Море окрасилось в бордовый цвет. Волны выбрасывали на берег мертвую рыбу. Знаете, существуют вещи, которые могут заставить разрыдаться даже бездушный механизм.

Мы с Джимми работали невероятно слажено, и то, что он пережил высадку было нашей общей победой. Маленькой локальной победой на такой большой и всепожирающей войне.

 

* * *

 

Теперь Джимми был мёртв. Он пережил невероятную мясорубку, но поймал две пули, выпущенные проклятым пулемётчиком и умер. Мы были вместе с его первых тренировочных прыжков с парашютом в учебном лагере, а теперь меня несли руки одного из его товарищей, потому что Джимми больше нет.

Я помню, как он говорил кому-то из сослуживцев, что его матушка так и не оправилась от гибели Фрэнка. Отец писал ему, что она не может ничего делать и целыми днями плачет. В отсутствие братьев, ранчо пришло в совершенный упадок, и отец думал продать его, чтобы отдать долги и не погрязнуть в них окончательно. Он надеялся, что с возвращением Джимми они что-нибудь обязательно придумают и начнут новое семейное дело.

Меня радует только то, что известие о смерти Джимми дойдёт до его родителей ещё не скоро. А значит у его отца ещё есть время погрезить о жизни, которая обязательно наладится. А у матушки есть ещё пара-тройка недель до тех пор, пока новость о гибели второго сына сведёт её с ума. Джимми умер только частично. Окончательная и беспросветная смерть придёт за ним лишь через какое-то время.

 

* * *

 

Проклятый пулемётчик продолжает поливать свинцом всю округу. Нужно заставить его замолчать. Мой новый товарищ успевает поймать его в прицел и даёт мне команду. Я стреляю. Пуля разрезает воздух, попадает ему прямо в глаз, проходит сквозь мозг, крушит череп и с треском вылетает с другой стороны. Смерть наступает мгновенно. Пулемётчик падает на землю, а его оружие замолкает, направив дымящийся ствол в небо. Джимми отомщён. Отличный выстрел.