Влад Южаков

Мне было чуть за тридцать, когда я познакомился с горными лыжами. Жил я тогда на Средней Волге, работал в университете. Коллеги, с которыми я сдружился на этом новом для меня месте работы, были увлечены тем, что принято называть «активным отдыхом»: зимой горные лыжи, летом дайвинг, вот это вот все.

И как-то под Международный женский день Слава меня пригласил съездить с ними на Урал покататься с горы. Я сказал: «Ок, только ректор меня тут задействовал в поздравлении дамской части коллектива. Но сразу после поздравлений буду готов».

Сказано — сделано. Правда, корпоратив — дело такое, с него сразу после официальной части уйти непросто. Но задержавшись на энное количество времени дольше оговоренного срока, я таки вышел на стоянку перед универом, и как был — в костюме, при галстуке и с бутылкой коньяка на посошок — сел в Славину машину, и мы поехали на Урал.

Под коньяк дорога у меня много времени не заняла. Вся компания на момент нашего прибытия уже давно заселилась в гостиницу, мне указали мою кровать, и я лег отсыпаться.

Утром я, конечно, чувствовал себя не бог весть как. Но солнце сияло, снег искрился, а коллеги подобрали мне ботинки с лыжами и с бору по сосенке насобирали комплект одежды: кто куртку нашел в багажнике, кто штаны, кто вязаную шапочку — не в галстуке же с горы ехать. Костюм получился, мягко говоря, несколько эклектичным — я в нем был больше похож на похмельного клоуна, чем на горнолыжника, но выбирать не приходилось. «А кататься-то на этом как?», - спросил я. «Да все увидишь», - сказали мне.

Доехали до горы, поднялись на подъемнике наверх. И пока я возился с креплениями, вся эта мерзкая банда в секунду растворилась в пространстве — вокруг ни одного знакомого лица. А я на этих лыжах даже стоять толком не могу, не то что кататься. Ботинки пластиковые, литые, негнущиеся, шаг сделал — и тут же навернулся. И спросить не у кого. И дело не в страхе (с парашютом же в армии прыгал, и ничего), а просто понятно, что впереди, кроме массы неловких ситуаций и позорных падений, мало что ждет. В общем, ощущения не из приятных.

И тут вдруг появляется Леша. Кричу: «Леха, блин, мне тебя боги послали! Научи кататься!».

А Леха говорит: «Да нет проблем! Смотри, кататься надо вот так!». После чего отталкивается и стремительно съезжает с горы вниз.

Не знаю насчет богов, но лично я Леху посылал вслед довольно долго. Однако надо было что-то делать дальше уже без расчета на стороннюю помощь. И в какой-то момент закралась предательская мыслишка: «Да чего я, в самом деле? Плюнуть на все, съехать на подъемнике вниз и наконец-то пива попить нормально...». Но закавыка была в том, что вниз на подъемнике никто не ехал. Вверх — кто попало, а вниз попить пива — никто от слова «совсем»: ни члены профсоюза, ни почетные пенсионеры, ни многодетные матери, ни Герои Соцтруда, ни детишки, ни старушки, ни неведомы зверушки. И похмельные клоуны тоже не ехали вниз на фуникулере — стояли в полном составе в количестве одного экземпляра здесь, на вершине, в глубоких раздумьях.

Дилемма оказалась простой: стыдиться своих первых самостоятельных шагов в обучении (вокруг все умеют кататься, а такой здоровый мужик не умеет), или просто спасовать (ну, тут оправдание всегда можно найти, не так ли?).

В общем, поехал я с горки на лыжах. Раз упал, два упал, а потом прорубил фишку, понял, как надо двигаться. И таки в результате съехал с горы вполне себе лихо. И снова поехал вверх на подъемнике, чтобы снова съехать, но уже с удовольствием и пониманием того, что я делаю.

И если меня спросят, учили ли меня кататься на горных лыжах, я отвечу: «Да, учили».

 

***

К чему я это все. Технике стихосложения (как и технике горнолыжной) на любительском уровне можно обучить почти любого. И, конечно, можно для этого пригласить учителя/тренера, а можно самому — просто читая других авторов, наблюдая, как они решают тут или иную техническую задачу. Тем более, что автор ведь ничего не скрывает — все его технические приемы и ходы видны невооруженным глазом. Открывай стихи и учись.

Учитель, конечно, даст теорию, расскажет как не надо, покажет как правильно, даже внесет необходимую правку, и это неплохо, но любое дело, если к нему относиться серьезно — это всегда в конечном итоге личная самостоятельная практика. Пока не пропустишь сквозь себя, не сделаешь собственные ошибки и сам их не исправишь, до конца не поймешь.

 

P.S. Редакторы, по моему мнению, учителями не являются, конечно. Хотя бы потому, что в реальной жизни они работают не с учениками, а с текстами тех авторов, которые уже прошли обучение и претендуют на самостоятельность. Редактировать — это проверять, исправлять, в общем, доводить текст (а не автора) до ума в зависимости от поставленной задачи. Слова «учить» в этом списке нет. Но это в реальной жизни.