Каким должен быть писатель, как человек, как представитель особого творческого коллектива великой страны, Союза Советских Социалистических Республик? - Патриотом с активной жизненной позицией, глубоко верующий в идеалы коммунизма, когда люди не равные по физическим способностям равны в своей возможности счастливо жить. При этом реализовать свой писательский дар в полной мере.

Формирование молодого Константина Симонова пришлось на предвоенные годы. Родившись в 1915 г. в Петрограде, когда революция и гражданская война звучала с пеленок только в боевых победных песнях, трудно быть другим. Мальчика воспитал отчим, который преподавал тактику в военных училищах, а потом стал командиром РККА. Детство Константина прошло в военных городках и командирских общежитиях. После окончания семи классов он поступил в фабрично-заводское училище (ФЗУ), работал токарем по металлу. В 1938 году Константин Симонов окончил Литературный институт имени А. М. Горького. К этому времени он уже написал несколько произведений — в 1936 году в журналах «Молодая гвардия» и «Октябрь» были напечатаны первые стихи Симонова.

В том же году Симонов был принят в СП СССР, поступил в аспирантуру ИФЛИ, опубликовал поэму «Павел Чёрный».

В 1939 году направлен в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол, в аспирантуру не вернулся. С началом войны призван в РККА, в качестве корреспондента из Действующей армии публиковался в «Известиях», работал во фронтовой газете «Боевое знамя».

Летом 1941 года в качестве специального корреспондента «Красной звезды» находился в осаждённой Одессе. Молодой человек 26 лет оказался в гуще суровых дней войны. И всё это время пережитое им, отразилось в таких замечательных стихах:

"Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера."

В "Жди меня" нет не одного слова про войну, за исключением:

"Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня."

Нет страшного описания ужасов войны. Есть только одна Любовь! А конкретного слова этого в самом стихотворении нет! "Жди меня!" прошло через его душу, человека познавшего всю тяжесть войны.

Живые и мёртвые — трилогия Константина Симонова о людях, участвовавших в Великой Отечественной войне («Живые и мёртвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето»). Роман выстрадан писателем. Вышел в свет в 1964 г., после 19 -летнего мирного периода. Не знаю другого произведения о Великой Отечественной войне, которое произвело бы на меня большее впечатление. Впервые я прочитал "Живые и мёртвые" в 1971 г. , после службы в Советской Армии. Затем, неоднократно возвращаясь к Константину Симонову, я только укрепил своё мнение, что роман "Живые и мёртвые" является одним из ярчайших произведений о событиях Великой Отечественной войны.

Особенно врезалось в мою память эпизод из первых дней, когда главный герой встречается с молодыми ребятами:

"Он проспал несколько часов мертвым сном, не слыша ни рева проносившихся по шоссе машин, ни грохота ночной бомбежки, и проснулся оттого, что кто-то, отогнув воротник шинели, трогал рукою его лицо.

 

– Нет, этот живой, – сказал голос.

 

Синцов открыл глаза и сел. Перед ним стояли два мальчика лет по шестнадцати, одетые в чистенькие шинельки артиллерийской спецшколы, со скрещенными золотыми пушечками на черных петлицах. Наверное, так же как и Синцов, они давно ничего не ели: у них были похудевшие детские лица и отчаянные глаза. Оба были похожи на галчат, выброшенных из гнезда прямо на дорогу.

 

– Что вы, ребята? – спросил Синцов, вставая. – Куда идете?

 

Мальчики ответили, что они ездили в Смоленск на подготовку к летнему спортивному параду, а сейчас возвращаются к себе в спецшколу, в Борисов.

 

– А где это? – спросил Синцов. – В самом Борисове?

 

Они сказали, что нет, еще дальше, шестнадцать километров в сторону Минска.

 

– По-моему, там сейчас немцы, – сказал Синцов. – Я там вчера был.

 

Мальчики недоверчиво посмотрели на него, потом один из них отвел глаза. Синцов проследил за его взглядом и увидел в двухстах метрах, на обочине, несколько неподвижных тел, а посреди дороги воронку, которую как раз сейчас объезжала мчавшаяся на восток машина. Когда он вчера заснул, здесь никто не лежал, – значит, ночью совсем близко упала бомба, кого-то убило, а он даже не проснулся.

 

– Мы думали, вы тоже убиты, – сказал один из мальчиков. – Куда же нам идти?

 

– Мы все-таки пойдем к себе в школу, – сказал другой. – Не может быть, чтобы там были немцы.

 

Синцову так и не удалось переубедить их. Они ему не поверили, но очень обрадовались, когда он, нащупав в кармане шинели банку консервов, которую ему вчера дал военюрист, предложил им поесть перед дорогой. В банке оказались кильки, и они втроем съели эти кильки без хлеба и воды.

 

Мальчики пошли. Синцов еще долго с тревогой смотрел им вслед."

 

Молодой корреспондент волею судьбы оказавшись в центре гигантской войны, на передовой в командных пунктах, блиндажах, окопах вместе с генералами, офицерами, рядовыми, в тылу с беженцами, рабочими, крестьянами познал, как не кто другой, великое мужество и необычайную стойкость нашего советского народа.

Столько людей, столько судеб может встретить только корреспондент тех суровых военных лет. Генералы могут написать мемуары, послевоенные писатели- фронтовики хорошо передать обстановку боя, характер солдата. Корреспондент видел всё с разных мест и в разной обстановке.

Первые дни войны уже показали таких героев, на которых держится Россия:

 

"Танкист промолчал. Когда Синцов сел в кабину, они продолжали молча стоять рядом, танкист и летчик: один – большой, высокий, другой – маленький, коренастый, оба упрямые, злые, раздосадованные неудачами и готовые снова драться.

 

– А как ваша фамилия, товарищ капитан? – уже из кабины спросил Синцов, впервые за все время вспомнив о газете.

 

– Фамилия? Жаловаться, что ли, на меня хочешь? Зря! На моей фамилии вся Россия держится. Иванов. Запиши. Или так запомнишь?"

 

Константин Симонов всех запомнил! Запомнил Федора Федоровича Серпилина, "в полку у которого остался Синцов, был человек с одной из тех биографий, что ломаются, но не гнутся. В его послужном списке было отмечено много перемен, но, в сущности, он всю жизнь занимался одним делом – как умел, по-солдатски, служил революции. Служил в германскую войну, служил в гражданскую, служил, командуя полками и дивизиями, служил, учась и читая лекции в академиях, служил, даже когда судьба не по доброй воле забросила его на Колыму."

Запомнил и девочку, в семье которой оставили раненную докторшу:

"– Товарищ политрук, – остановила его на пороге девочка, – я вам что хочу сказать... – Она замолчала и прислушалась к храпу отца. – Вы не бойтесь за Татьяну Николаевну. Вы не думайте про отца, – она сказала именно «отца», а не «отчима», – что он злой такой. Он за маму и брата мучается... Вы не бойтесь, не слушайте его, что он говорит, что он из партии исключенный, – это все когда еще было! А когда война началась, он сразу в райком пошел – просить, чтобы его обратно приняли. Его уже на бюро в лесхозе разбирали, а потом все в армию поуходили, так собрания и не было. Вы не бойтесь за него!

 

– А я не боюсь.

 

– И я тоже сделаю все! – снова горячо зашептала девочка. – Я Татьяну Николаевну, что она наша родственница, выдам! Мы уже с ней договорились. Даю вам слово комсомольское!

 

– А ты уже комсомолка? – спросил Синцов.

 

– С мая месяца.

 

– А где твой билет?

 

– Показать? – с готовностью спросила девочка.

 

– Не надо. Хорошо бы какого-нибудь фельдшера найти, ногу ей вправить. Я не сумел, тут умение нужно.

 

– Я найду, я приведу! – с той же готовностью сказала девочка. – Я все сделаю!

 

И Синцов поверил, что она действительно и найдет, и приведет, и все сделает, и жизнь отдаст за эту маленькую докторшу."

 

И большая Любовь :

 

"Когда Маша стала будить его, он, еще не проснувшись, повернулся и застонал, сначала грозно и хрипло, а потом так жалобно, что у Маши чуть не разорвалось сердце. Теперь она была готова еще хоть час вот так сидеть над ним, не пытаясь его разбудить, но он уже просыпался. Из глубины его усталого сознания поднималось что-то мешавшее ему спать. Все еще не просыпаясь, он пошевелился, раскинул руки, тяжело, с двух сторон опустил их на Машины плечи, сжал их и вдруг, словно его ударили, открыл глаза – в них не было ни сна, ни удивления, только одно счастье, такое безмерное, какого ни до, ни после этого за всю Машину жизнь ей не дано было увидеть ни в чьих глазах.

 

Заставь Синцова хоть целый век придумывать, какого бы счастья он хотел, он все равно бы не придумал ничего, кроме этого дорогого, мокрого от хлынувших слез лица, неудобно прижатого к его щеке. Весь ужас многих дней и самого ужасного из них, сегодняшнего, – все отодвинулось куда-то за тысячи верст. Он снова ничего не боялся."

 

А какая встреча с вдовой Баранова, который оказался трусом, как назвать, как не любовью:

"Даже то, что Баранова так быстро ушла, не смягчило ее. Она просто решила, что Серпилин сказал этой женщине все, как было, потому она и ушла так быстро.

 

– Ну как, все ей сказал? – не удержалась она.

 

– Ничего я ей не сказал! – недовольно ответил Серпилин. Он не хотел больше разговаривать на эту тему. – Сказал, что пал смертью храбрых.

 

– Не знала прежде за тобой привычки врать, – непримиримо сказала Валентина Егоровна.

 

– А ты полегче на поворотах! – рассердился Серпилин. – Сын пошел добровольцем на фронт, мстить за отца. Так за кого же прикажешь ему мстить? За труса?"

 

Сколько настоящих героев, порою незаметных с виду, прошло через весь роман, сколько эпизодов на войне и в тылу. Всё перемогли наши люди! Победила грозного врага великая общность людей, советский народ!

 

И уже в конце трилогии о будущем:

" Логика подсказывает, что так. Освобождение России заканчиваем. Дальше Европа, - сказал Бойко и, закрыв портфель, щелкнул замками.

 

Хотя сам был украинец и освобождал Белоруссию, но сказал обо всем вместе, как о России, все разом вложил в это одно понятие, как в ту пору делали и другие, воевавшие на всех фронтах русские и нерусские люди.

 

Слово "Европа", сказанное Бойко сразу же после слова "Россия", даже как-то поразило Захарова, прозвучало непривычно. Говорили "народы Европы", говорили "там, в Европе". Совсем недавно это было еще слишком далеко, чтобы говорить вот так, как сказал сейчас Бойко, - не все, что сами делали, сразу доходит до собственного сознания! А на самом деле так оно и есть: освободим себя, начнем освобождать от фашистов остальную Европу. Как же еще? Какими другими словами сказать об этом?

 

- Все чаще думаю о том, какая будет жизнь после войны, - сказал Захаров.

 

- А я пока не думаю, - сказал Бойко.

- Некогда.

 

- А я думаю, - повторил Захаров.

- Раз нигде во всем мире не стреляют, наверно, будет с отвычки казаться, что наступила вечная жизнь. Особенно в первые дни..."

 

Любовь - главная тема всех произведений Константина Симонова, которую он сумел пронести через свои годы и в жизни. Спасибо Константин Михайлович за ваш воинский и гражданский подвиг! 9 мая 2016 г., мы стоим с сыном на Невском проспекте, идёт Бессмертный Полк великой страны, Союза Советских Социалистических Республик! -Слава России! Да здравствуют фронтовики, герои тыла!- звучит над Невским проспектом. Идут Серпилины, Ивановы, Синцовы, Артемьевы, Вайнштейны, Золотарёвы, Малинины, женщины и мужчины! Идёт славный сын России Константин Михайлович Симонов! Бесконечен Бессмертный Полк! Слышится узнаваемый всеми голос автора:

"Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,-

Просто ты умела ждать,

Как никто другой."

И я слышу, как мой сын и рядом стоящие люди повторяют:

"Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди..."