ВОИНСКАЯ СЛАВА

Весной 1980 года я работал слесарем-ремонтником на большом военном заводе. Какие обязанности у шестнадцатилетнего слесаря? Ведро, керосин, тряпка. Стой там--иди сюда. За этим занятием меня и застала супер- активная

комсорг цеха Розымбаева Надия. Однажды я имел наглость приписать пару куплетов в стенгазете и попал на карандаш к Надиньке Она включила меня в редакцию и требовала регулярного выхода наглядной агитации. Сначала я пытался увильнуть, ссылаясь на свою беспартийность, но потом мне понравилось. Раз в неделю я демонстративно мыл руки и небрежно бросал механику:

-Я к художнику, газету рисовать.

Тот безнадёжно махал на меня рукой

-Ступай, Гиляровский.

Мне это льстило.

В красном уголке собрались все комсомольские активисты: бухгалтерша из БТиЗ, физорг, табельщица, два инженера из ВОИРа. В углу за столиком дремал художник Женя, тихий пьяница и мой соперник по шахматам. Я подсел к нему:

-Зачем нас согнали, Айвазовский?

-Скажут,- не открывая глаз буркнул Женя.

Розымбаева строго оглядела присутствующих и чётко нарезала задачу:

-Комитет комсомола и партийная организация цеха поручила нам изготовить стенд боевой славы. На нём расположим фотографии всех участников войны с пояснением: кто где воевал и какие награды имеет.

Художник ожил на минуту и нарисовал макет: в левом углу орден Победы, сверху надпись "СЛАВА ВОИНАМ-ПОБЕДИТЕЛЯМ". Ещё пять минут ушло на обсуждение размера стенда и где его расположить. Удивило число ветеранов. Из пятисот работников цеха воевали шестьдесят два.

Я надеялся ,что мне поручат покраску панно, но ни тут-то было. Надия ухватила меня за локоток и пропела:

-А тебе поручаю самое интересное. Про каждого напишешь коротенькую заметку. В каких боях участвовал, за что награды.

Я слегка обалдел.

-Шестьдесят человек. Где я их всех соберу?

-Не надо их собирать, подойди к каждому.

-???

-У тебя целых две недели. Я механика предупрежу, что у тебя важное задание.

Через три дня я готов был уволиться без выходного пособия. Фронтовики не желали делиться со мной воспоминаниями. Я путался у них в ногах, приставал в курилке, преследовал в раздевалке-всё бесполезно. Пришлось менять тактику. Почти у каждого в цехе работали жёны и дети. Они были откровеннее. Срабатывала ещё одна хитрость. В обед я, как бы случайно, произносил:

-А вот мне отец говорил...

Потихоньку и они стали открываться. Но с подвигами не ладилось. Охотно рассказывали, как медички им спирт носили, как немцы под Сталинградом своим продукты с самолётов сбрасывали, а они перехватывали и ели копчёную колбасу.

-Ну а орден-то за что?- пытал я бывшего разведчика.

-За языка.

-Как вы его взяли?

-Да просто. Сняли часового, ворвались в блиндаж, всех зарезали, а офицеру мешок на голову и притащили.

Проще некуда.

Крошечная седая женщина из архива оказалась кавалером ордена Ленина.

-Мария Тимофеевна, расскажите.

-Нечего рассказывать. Связной была в Минском подполье. Когда немцы ночью пришли, меня отец в окно вытолкнул, а сам стал отстреливаться. Его уже мёртвого на площади повесили.

Но даже из этих скупых отрывков складывалась картина того ужаса, который принесла война. Я узнал, почему у отца не было в селе ровесников. 19-23 год рождения--призывной возраст. Они первыми встретили фашистов. Отец уцелел чудом. И солдат на войне ходил в атаку два-три раза. Из десяти бойцов, вставших из окопа, только трое добегали до вражеских траншей. Если повезёт.

Когда стенд был почти готов, я принёс около тридцати заметок.

-Ладно. Придумаем что-нибудь. Последнее задание.

Надия сунула мне листок.

-Дуй по этому адресу, там живёт Яков Лейбович Лисневский, наш бывший начальник ОТК. Про него обязательно напиши.

Яков Лейбович сидел на скамейке у подъезда и кормил голубей. Узнав о цели моего визита, поднялся и постучал перед собой тросточкой.

-Слепой,- догадался я.

-Пройдёмте, юноша.

Молодая женщина помогла раздеться и провела нас на кухню.

-Соня, принеси мою коробочку,-попросил её Яков Лейбович, когда женщина налила в чашки чай и поставила на стол вазу с печеньем.

Из большой жестяной коробки он выложил на скатерть награды."За победу над Германией", "За отвагу", "За воинскую доблесть". Ух, ты! Три ордена "Славы". Полный кавалер. У моего деда пять орденов, но"Слава" только одна, третьей степени.

А какая награда первая?-поинтересовался я.

Яков Лейбович пошарил рукой по столу и показал мне часы на чёрном ремешке. То, что он рассказал, потрясло меня.

Отходили от Цимлянска к Сталинграду. От батальона активных штыков тридцать осталось, да раненных десяток. Вчера в каком-то селе им зачитали приказ 227. Запрещалось оставлять позиции , но какие позиции в степи? Канонада гремела со всех сторон, бои уже шли на окраинах, но сплошной линии фронта ещё не было, и можно прорваться в город. Каким-то чудом их разыскал связной офицер из штаба дивизии. Лошадь под ним убило осколком, сам он был ранен. Офицера положили на единственную уцелевшую повозку и берегли, как зеницу ока: он был пропуском через блуждающие посты НКВД, пытавшихся навести порядок . Ближе к вечеру перебрались через глубокий овраг. С холма открылась Волга, а чуть дальше на северо-восток дымящийся Сталинград. С запада по степи в клубах пыли их настигала колонна мотоциклистов. Немцы. Бойцы, вымотанные многодневным переходом и постоянными стычками с неприятелем, стали садиться на землю. Казалось, никакая сила не заставит их подняться. Комбат затравленно озирался. Его взгляд неожиданно остановился на Якове.

-Лисневский. Ты у нас пулемётчик?

Так точно, товарищ капитан,- Яков старался стоять прямо.

-Ты знаешь, что евреев в плен не берут?

-Знаю,- совсем не по уставу буркнул Яков.

-Бери ручник, сколько дисков у нас?

-Пять,-отозвался кто-то.

-Отдайте ему четыре. Лисневский, задержи их хоть на час, хоть на сорок минут. До Волги километра четыре, там наши. Немцев к Волге нельзя пускать.

Ему оставили пулемёт, винтовку и гранату. Гранату он положил в грудной карман, оставив чеку наружу. Капитан чуть отстал и протянул Якову часы. Стрелки показывали шесть.

-Продержались?-я забыл про остывающий чай.

Яков Лейбович протянул мне часы. На них было семь тридцать.

-Остановились видно, когда меня миной накрыло.

-Как же Вы уцелели?

-Немцы не знали что я один. Там уже кто-то рыл окопы, да отступили. Я и менял постоянно позицию. А когда нашли, у меня четыре пулевых, да девятнадцать осколочных ранений. За мёртвого приняли. Ночью гражданские наткнулись и через Волгу переправили.

Я покрутил в руках орден третьей степени.

Не за этот бой?

Яков Лейбович засмеялся.

-Нет, за тот бой только часы. А орден учредили в сорок третьем. Я год в госпитале провалялся. Ордена за Киев, за Вислу и Зееловские высоты. На них я еще свинца прихватил. Так в Берлине и не был.

Утром я передал комсоргу стихотворение.

 

Хаим

Он был еврей, но не писал стихов,

Зато был в роте лучший пулемётчик,

И от его свинцовых жарких строчек

Валился враг с готовностью снопов.

 

Шли на восток по выжженным степям,

И командир сказал, часы снимая,-

"На два часа их задержите, Хаим,

Вы справитесь, мы доверяем Вам".

 

Знал командир--не сдастся в плен еврей,

И политрук не побежит с доносом.

Под высотой дороги знак вопроса,

И без вопросов немец прёт по ней.

 

Окопчик мелкий Хаим обживал,

Убежище бывалого солдата,

Свой пулемёт готовил и гранату

К груди своей надёжно привязал.

 

В бою неравном кто укажет срок?

В последний раз взглянул на злые стрелки,

В прицеле немцы прыгали, как белки,

И он к премьере первый дал звонок.

 

И ,взвизгнув , закрутилась карусель,

И запах крови перебил полынный,

Сменял атаки дикий грохот минный,

Горячих пуль тяжёлая капель.

------------

 

Он тросточкой постукивал легко,

И голубям кидал ржаное семя.

Я спрашивал:-"Скажите, Хаим , время?"

Он отвечал:-" До ночи далеко".

 

-Ну,нет. Что за дрянь. Евреи какие-то. У нас нет евреев, новая общность--Советский народ. С небольшими переделками я его сохранил.