Он выключил пылесос и вместе с наступившей тишиной почувствовал, что внутри что-то произошло, как перещелкнуло. Погасил люстру, раздвинул шторы: за окном уже был разлит утренний молочный свет, как-то иррационально, снизу вверх, плыли редкие снежинки, черные сучья липы за окном были обведены белым… Чисто, светло, тихо. В комнате после этой картины нелепо смотрелось некое искусственное чудище в стеклянном и бумажном хламе. Потряс головой, опустился в кресло, закрыл глаза – не проходило. Ни единой мысли. Пустота.

В прихожей гулко хлопнула дверь, и Лариса оттуда закричала ему: «Всё, я с Валей договорилась! Они – салаты и вино, мы – водку и горячее! Господи, да что ты сидишь, как монумент! Дел – невпроворот! Я сейчас список дам, купишь недостающее…» Он открыл глаза: бегала к соседям прямо в халате, полноватая, разгоряченная, в ажиотаже, в предвкушении… Само собой вырвалось: «А тебе вся эта свистопляска вокруг жратвы не надоела? Лар, может быть, что-нибудь придумаем, вырвемся?..»

Через пятнадцать минут со списком и деньгами, он благополучно вылетел на лестницу, получив хорошее ускорение от супруги. Но пока шел по улице, хрустальная тишина в душе восстановилась и завладела всем его существом полностью. По пути к продуктовому увидел, как на автовокзале загружался автобус, и Борис вдруг кинулся прямо к нему, как опаздывающий пассажир. Поднялся, уселся, выдохнул, ощутил, как сердце откликнулось. Спросил кондуктора, протягивая деньги: «Куда едем?» Тот, с пониманием шутки, отреагировал: «А куда прикажете!» Борис тоже улыбнулся: «Мне до конечной». Тронулись. Уже когда выкатили за город, он достал телефон и набил сообщение жене: «Выпал в осадок буду один с наступающим». И отключился. Сразу полегчало, словно перерезал тугой поводок, натерший шею, почувствовал волю!

За окном проплывал запорошенный лес, пассажиры подремывали, негромко переговаривались. Он прислушался. Все одно и то же: кого звали, кто с чем придет, что почем брали… Пожилые тетки говорили о рождественской службе, и он смекнул – это южное направление, они о Свято-Пафнутьевом монастыре, значит, на Калугу рейс. Как будто для него это имело какое-то значение! Бездумно смотрел на заснеженные сосны, огрузневшие ели; летом здесь классные боровики брали! Давно это было… А вон там своротка на Марусину дачу… Тоже, небось, мечется в халате у плиты, холодец вываривает. Как они все быстро грузнеют, скучнеют, командирский тон усваивают! Вспомнилось: Ларка стихи читала, забравшись на памятник, смешная, в мальчишеской шапке. Он подлетел к ней, руки протянул: прыгай, поймаю! Схватил, шепнул на ухо: «Давай, сбежим?» И она неожиданно и для него, и для себя сразу согласилась. Сколько же раз потом звучала эта их заветная фраза, сколько раз сбегали со студенческих вечеринок, разных застолий и банкетов! Мечтали, читали стихи, спорили... Что с ней случилось, когда всё так бесповоротно посолиднело, закоченело?… Борис чувствовал, что фантом витает над головой, не отпускает… И то сказать, столько лет в заточении! Он хмыкнул, закашлялся, на него в недоумении оглянулись, пришлось поклониться, улыбнуться. Ну и, к счастью, конечная – Калуга.

Вышел вместе со всеми, пошел наугад бродить по улицам. Местные жители носились по магазинам, одуревшие от предпраздничных забот, но все-таки здесь всё было другое, чужое – дома, памятники, заборы. Он здесь, в Калуге, был как инопланетянин, и неожиданно приободрился от этого открытия. Все эти люди - внутри праздника, а он теперь – снаружи, отстранено, абсолютно автономен. И в этом коконе отчужденности, совсем успокоившись, поперся в… музей космонавтики. Разумеется, там не было посетителей, бабка-смотрительница взглянула на него с любопытством, он ей подмигнул, и она - засмущалась!..

Довольно долго Борис-инопланетянин бродил среди железных собратьев, полетавших где-то там, в космосе, читал таблички, украдкой гладил стальные бока. История про Циолковского с дирижаблями его озадачила; как же неудержимо человек рвался с матушки-Земли, готов был на любом аппарате удрать! Пошел опять бродить по городу, смотрительница поделилась, что в Калуге аж семь памятников Циолковскому, решил все отыскать! Гулял до темноты. Потом посидел в каком-то симпатичном кафе, с удовольствием и вкусно поел, хватанул стопарик, посидел, отдыхая, вышел на мороз. Улицы уже опустели, народ рассредоточился по квартирам, надо же успеть и накрыть, и проводить, и встретить! У такси торговались пассажиры, шофер окликнул его: «Эй, мужик, тебе не в монастырь?» «Да-да, а вы что, туда едете?» – легко согласился Борис, он оказался недостающим попутчиком!

Через полчаса, опять так же спонтанно и необъяснимо, он бродил среди храмов Свято-Пафнутьева монастыря, оглядывал высоченные монастырские стены и башни, доброжелательно раскланивался с пробегавшими через двор служками, встреченными прихожанами. Кажется, впервые в жизни, он, некрещеный и неверующий, попал на рождественскую вечернюю службу, со смешанными чувствами сопричастности и отрешенности отстоял ее всю, вместе с толпой вышел на монастырский двор. Никому, и себе в том числе, он не смог бы объяснить, что с ним происходило, почему он решил в эту звездную безмолвную ночь прошагать в одиночестве пешком до Калуги, почему так не хотелось возвращаться в Москву. Не было и мысли о том, что он не позаботился заранее о ночлеге, что не так много у него с собой денег и нет паспорта, что родные его потеряли, а посланная СМС-ка только смутила и напугала их всех. Хрустко скрипели по снежной дороге ботинки, светила луна, высоко и ослепительно сияли звезды, он был один во всем подлунном мире. Маленькая елочка, как нарочно, отделившись от леса, близко подбежала к шоссе - живая! Он не удержался, тряхнул ее, снег осыпался, и елка взмахнула ветками, ну живая!

Как следует подмораживало, Борис зашагал быстрее, идти еще было порядком… А хорошо бы летом поехать на Байкал! Смолоду мечтал там побывать, и вот скоро уже пенсионером заделается, а мечту так и не осуществил. Или на Каспий… Какие-то сумасбродные мысли бродили в голове, и в этих мечтах он опять был автономен, свободен от семьи, от каждодневных хлопот и забот. Чувство было необычное, шел он словно катерок, который никого не тащит на буксире, ракушки и приставшие водоросли с него отскребли, выпустили из дока, дали увольнительную! Ну, или что там происходит с удравшими катерами? Он прокричал вслух: «Свободен, как ветер! Ого-го-го!» Потом покричал лесу еще какие-то дурашливые слова, попрыгал вприскочку, согреваясь. Впереди маячили огни города…