Таня не сразу поняла, что теперь её родители будут жить отдельно уже всегда; она скучала об отце и радовалась всё более и более редким встречам. С отцом всегда было интересно, вот и на этот раз он предложил взять лыжи и поехать на автобусе к подножью гор, на которых рос лес, называющийся тайгой.

У отца были очень интересные лыжи: короткие и широкие, оббитые мехом косули. Отец объяснил Тане, что такие лыжи делают местные жители, шорцы-охотники, специально для того, чтобы было легко забираться на склоны, так как ворсинки меха, направленные в одну сторону, позволяют лыжам двигаться вперёд, но не дают соскальзывать назад. А ширина нужна, чтобы лыжи меньше проваливались в рыхлый и глубокий снег, даже, когда ноша тяжёлая. И палки к таким лыжам не полагаются - они мешают продвигаться среди таёжных зарослей.

Ноша у отца была не очень тяжёлая – ружьё и рюкзак за спиной, а у Тани - совсем никакой, но лыжи были примитивные, и каталась Таня неумело и никак не могла забраться на склон. Отец учил, что нужно ставить лыжи «ёлочкой» или «лесенкой», но у девочки всё равно плохо получалось. Тогда они принялись делать длинные зигзаги, потихоньку поднимаясь всё выше и выше.

Под одним из кустов отец остановился и подозвал Таню.

- Здесь недавно лежал зайчик, оставил орешки. Он должен вернуться.

Танюша увидела овальное углубление в снегу с желтоватыми шариками на донышке, а в лесную гущу тянулись полоски заячьих следов.

- Когда он вернётся, - сказал отец, - ты замри и не шевелись. Зайчик остановится перед тобой и станет на тебя смотреть. Вот увидишь!

Вскоре, действительно, показался бегущий зайчик. Таня замерла. Зайчик, поравнялся с ней и вдруг развернулся, встал столбиком, тоже замер. Так они смотрели друг на друга, но восторг настолько переполнял девочку, что не терпелось им поделиться, и она оглянулась на отца. С ужасом Таня увидела, что отец уже снял с плеча ружьё и целится в зайца.

- Папочка, не стреляй!!! – Таня кинулась под ружьё, закрывая зайку собой.

Отец не успел выстрелить.

- Ведь я бы мог тебя убить! – сказал он с досадой, опуская ружьё.

А заяц, испугавшись Таниного крика, мигом удрал.

Всю обратную дорогу отец хмурился и с дочерью не разговаривал. Таня понимала, что он на неё сердится, и тоже боялась говорить. Она испытывала мучительное чувство вины, которое всегда её охватывало, когда отец сердился. Но всё-таки ей было в то же время и радостно оттого, что зайчик убежал. Внутри себя она торжествовала. И если бы ей предложили переиграть ситуацию, она бы поступила точно так же, только на этот раз уже сознательно, потому что каждая клеточка Таниного существа кричала: «Не хочу видеть, как умирает зайчик!»