...Ни Норенской нет больше, ни дворов, ни дыма над дворами, ни коров,

волхвов-селян с дарами, и даров от сильных мира, горних или дольних.

Прошло полвека, истончилась связь, как домодельных наволочек бязь,

и дым уходит в форточку, струясь, что твой неровный беспокойный дольник.

Вы с нею были счастливы... Увы, скорей от сердца, чем от головы,

ты как-то беззаботно шёл на вы, сколь обречённо, столь и упоённо,

но по ночам над вами был развёрст небесный купол с тысячами звёзд,

и не пугали даже двадцать вёрст на пароконной тяге до района.

Империя кусала удила, но слишком кровожадной не была,

уже не шила пачками дела, где наследила - тотчас вытирала.

Ты обретал мелодику и тон, и даже за столом, с набитым ртом,

мог говорить, мол, суть свободы в том, что ты не помнишь отчества тирана.

Менялась власть, точнее, имена, достроилась и рухнула стена,

а ей на Невском чудилась спина в пальто тонов осеннего асфальта.

Но ход времён не всем дано сломать, здесь умерли твои отец и мать,

ей больше не пришлось тебя поймать, поскольку ты предпочитал Риальто.

Теперь и паркер в письмах полустёрт, и купол над могилою простёрт,

и до сих пор черёмуха растёт твоя под старым пестеревским домом.

Нет, ты бы мог, да и она могла, но горизонт затягивала мгла,

и гению задумчивость чела всегда мешала вспомнить о подобном.

Осталось лето в Норенской, когда прекрасных черт холодная вода*

была важнее жизни, и, о да, одна вода и никаких косметик.

И, Ленинграда бледное дитя, свое бессмертье в лире обретя,

ты так свободным и не стал, хотя... Кто знал, что нет свободы даже в смерти?

 

 

*"Холодная вода" - А.Ахматова о М.Басмановой, 1960-е.