Что вы знаете о пещерах? Ну, наверное, что там растут сталактиты и сталагмиты. И еще эти… ну как же их… сталагни… сталагма… Ну которые сросшиеся, сталагнаты, да! Они все похожи на детские башенки из жидкого песка и влажно поблескивают в лучах разноцветной подсветки. А еще они обычно обнесены ограждением, чтобы туристы не сломали.

Сталактитов не было. Луч налобного фонарика выхватывал огромные шатающиеся булыжники под ногами, низкий потолок с острыми выступами, узкие грязные стены прохода, заворачивающего за угол. С каждым моим шагом возникал новый лоскут реальности, а прежние объекты выпадали из поля зрения фонарика. Я бы не поручилась, что они продолжали существовать, — даже наведя луч света обратно на них. Реальность притворялась. За пределами луча света не было ни камней, ни воды, ни грязи — только темнота.

Я вытянула шею, стараясь заглянуть фонариком за поворот, и чиркнула затылком по потолку.

— Ааай!

Нет, мой голос не подхватило гулкое эхо. Я вообще не была уверена, что произнесла что-то вслух: (мой) голос прозвучал так близко, как будто даже и не снаружи. Как будто кто-то лишний, стоя прямо посреди моего черепа сказал “Ааай”.

Или стоя за моей спиной.

Я обернулась, и темнота любезно отхлынула, обнажая серые камни.

Глубокий вдох — выдох.

Я одна, мои друзья ждут меня совсем недалеко, пространство вокруг меня подчиняется законам физики. Разыгравшееся воображение — естественная реакция организма на непривычную ситуацию и необходимость адаптироваться.

Такой ход мыслей успокаивал, и я двинулась дальше. Поворот я преодолевала медленно и осторожно, шаг за шагом, вытянув вперед шею. Мне подробно объяснили, что я должна увидеть, так что я была готова. Мышцы напряжены, чтобы не выдать непроизвольной реакции. Дыхание глубокое и ровное, насколько позволяет спертый воздух. Шаги твердые. Руки свободны.

Еще шаг, и фонарик нашарил что-то инородное.

Что-то укрытое брезентом, из-под которого торчали только носы драных ботинок.

Я двинулась ближе. Луч скользнул по груди вверх и отразился в линзах пронзительно-зеленого противогаза. А под ним было что-то белое, о чем лучше не думать, не думать, не думать…

Я подошла к (гробу) каменной плите, на которой оно лежало. Плита висела на четырех ржавых цепях. Подумать только, кто-то устроил под землей такую эффектную могилу. Фонарик теперь смотрел в стену, но краем глаза я все равно видела блестящие немигающие глаза. Они следили за мной.

— Ты куришь, Аристарх? — спросила я, неверными пальцами доставая их кармана пачку сигарет.

Глаза сверлили меня взглядом. Аристарх молчал. И слава богу.

— Ну, тебе в любом случае понравится…

Я осеклась. Сигарета в пачке осталась последняя. И отдавать ее (трупу) идолу, каким бы якобы могущественным он ни был, не хотелось.

Глубокий вдох.

— Хотя, на самом деле, курить — очень вредно.

Я опустила пачку обратно в карман.

Глаза вспыхнули. Их прожекторный взгляд лег прямо на мою руку. Я медленно повернулась к ним.

От его истлевшей головы поползла тень.

Как будто он поднимался.

Но я ведь умная девочка. Я знаю, что такое тень, оптика, игра света, иллюзия движения. Я прекрасно понимаю, что набитый мусором комбинезон с пластмассовым черепом и противогазом не может двигаться. Его (глазищи) линзы просто отражают свет от моего фонарика.

Я помотала головой, наблюдая, как моргает противогаз.

— Я оставляю тебе вот это. — Я показала ему зажигалку. — Очень полезная вещь.

…была, когда в ней было побольше газа.

Под пристальным взглядом Аристарха я наклонилась. Его тело утопало в подарках: упаковки жвачки, монетки, цветной карандаш, значки, бутылки пустые и не совсем… И сигареты, кстати, здесь уже тоже были. Так что от моей ему ни жарко ни холодно. На груди лежала перчатка, успешно имитирующая сморщенную полуистлевшую руку.

— Ну что ж. Аристарх, будь добр, выведи меня из системы живой и здоровой, — с этими словами я быстро, стараясь не коснуться отвратительной кожи, вложила в перчатку зажигалку и отдернула пальцы.

Кажется, все.

— ТЫ НЕ ВЫЙДЕШЬ ОТСЮДА ЖИВОЙ!

Голос был внутри моей головы. Он взорвался в ней, оглушил меня, парализовал мое тело, остановил дыхание, заполнил собой то, что всего секунду назад было темнотой.

Теперь же все было залито красным светом, исходящим из глаз Аристарха. Он смотрел на меня и хохотал, не раскрывая рта.

Хотя на самом деле хохотала вся реальность. Ее буквально раздирало на части всеми возможными видами смеха со всех сторон и одновременно ниоткуда. Кажется, к ее хохоту примешивался и мой крик…

…а потом на мое плечо упала рука.

Я завизжала еще громче и отскочила, упав прямо на каменный гроб Аристарха. От мысли, что он сейчас лежит прямо за мной и его гнилая рука сейчас сожмется вокруг моего горла, я сжалась в комок и начала молиться неведомо кому, хотя точно знала, что никакой бог не услышит меня так глубоко под землей…

— Три-четыре! — скомандовал Димин голос.

— С ПОСВЯТОМ, САНЯ!

На меня посыпалось конфетти.

 

Дело в том, что пещеры — это не только (и не столько) обустроенные туристические объекты, до отказа набивающие определенные карманы. Пещеры — это другой мир, живущий по своим законам. Причем этот мир живой. Это единый организм по имени Система, и с ней нельзя ссориться. С ней нужно здороваться на входе и прощаться на выходе. Нужно убирать за собой свои гроты. Нужно помогать ее обитателям.

Если, конечно, веришь в местную мифологию.

Прийти в Систему может кто угодно, но она должна обязательно принять новичка, иначе ему лучше никогда больше не совать нос под землю. Инициационных обрядов несколько. Но первым всегда идет встреча с Аристархом. Новичок должен прийти один в его грот, оставить дар и попросить о благополучном возвращении на поверхность.

Дурацкие розыгрыши друзей не возбраняются, но в обязательную программу ритуала не входят. Хотя поговаривают, что Система любит слушать смех, который приходит на смену страху, потому что такой искренний смех целителен и чуть ли не сакрален. На самом деле, смысл тут в преодолении. В тот момент, когда уходит страх и приходит смех, организм убеждается, что ему не грозит никакая бука из темного угла, и принимает правила игры.

— Стой. Ты хочешь сказать, что Аристарх — это просто символ преодоления?

Дима встал как вкопанный, и я чуть не влетела в его грязную спину.

Мы шли к водокапу. Вообще-то за водой отправили его, но я тоже увязалась, ухватившись за возможность побыть лишний раз наедине.

— Ну… да?

— Нет, нет, нет, — Дима развернулся ко мне, чуть притушив фонарик, чтобы не бил в глаза. — То есть и Двуликая, и Черный и белый спелестологи — сказки? Ты это хочешь сказать?

Он говорил так серьезно, что на секунду я даже усомнилась в саркастической природе его вопроса. Но Дима вообще относится к тому типу людей, кто шутит исключительно с каменным лицом.

— Очень красивые сказки. Правда, красивые.

— На твоем месте, я бы прямо сейчас извинился перед Системой и Аристархом, а не то мы не то, что до водокапа — даже до “Гусь-Хрустального” не дойдем!

Повисла тишина. Дима выжидательно смотрел на меня. Я и не знала, что сказать. Суеверия никогда не были по моей части, хотя послушать всякие истории я любила. А здесь, похоже, принято отключать рациональность.

Молчание давило напару с низким потолком.

— Ну… — замялась я. — Тут как-то неудобно падать ниц.

Дима рассмеялся, луч его фонарика метнулся по стене.

И погас.

Я невольно вздрогнула.

— Так… — мое чувство равновесия почему-то отключилось, так что я поспешила нашарить рукой стену. — Отличная шутка, Дим. Я так понимаю, это гнев Системы?..

Темно было невыразимо. Темнее, чем с закрытыми глазами в комнате без окон в новолуние. Но присутствие Димы все равно очень четко обрисовывалось всякими шорохами и нецензурным шепотом. А еще от него веяло теплом. А в спину дышало льдом.

— Да никакой это не гнев. Это (…) фонарик! Ты взяла свой?

Дима ударил ладонью по фонарику, и он слабенько моргнул, на долю секунды осветив темноту. За диминым плечом что-то ярко свернуло. Видимо, порода. Да уж не глаза ужасного разгневанного призрака с противогазом вместо лица! Но по спине все равно побежали мурашки.

— Нет, не взяла.

Даже в темноте я почувствовала, как Дима усмехнулся. Действительно, глупо с моей стороны. Если бы я взяла фонарик, мы бы не стояли здесь в окружении жутких поблескивающих стен, холода и темноты, в которой может быть все, что угодно. Чисто теоретически, пока не знаешь, что находится в данном куске реальности, там может быть что угодно. Кажется, в физике это называется “принцип неопределенности”, хотя физика, конечно, имеет в виду координаты и свойства, а не подкроватных монстров…

За спиной послышался (вой) скрип.

Ветер в щели. Допотопный складной стул. Гитарная струна лопнула, да мало ли что!

Я застыла и прислушалась, но звук больше не повторялся.

Давай, фонарик, зажгись.

А что, если не зажжется? Что тогда делать? Звать на помощь? А если никто не услышит? Идти наощупь? А если свернешь не туда? А если..?

В глаза мне ударил свет.

Я заслонилась рукой, Дима притушил яркость и отвел фонарик в сторону.

— Ну что, пошли дальше?

Дальше?

— Дальше? —Задохнулась я. — Нет, никаких дальше, обратно за нормальным фонариком!

— А как же вода? — захлопал глазами Дима. — У нас же миссия!

— Как-нибудь подождет лишних полчаса!

Фонарик моргнул, и я застыла. Мне не понравилась местная темнота с непонятными звуками и лежащим где-то неподалеку …трупом… Аристархом. Дима рассмеялся и протиснулся мимо меня в направлении нашего грота. Мы идем обратно. Слава богу.

— Я же говорил, не дойдем до водокапа.

Я пихнула Диму в спину, он даже оступился.

— Ты фанатик, вот ты кто. И все вы тут со своей Системой, — смеясь, говорила я, пока он отряхивал колени, что, честно говоря, занятие под землей непродуктивное. — Какой идиот притащил под землю громадные цепи и вбил их в потолок, да еще и плиту прицепил? Это же сколько работы! Я уже молчу про качели, которые ты показывал…

— Тихо, тихо…

— Как только может прийти в голову притащить под землю качели?! Графити, стулья и горелки — это еще понятно, но…

— Нет, серьезно.

Дима приложил к губам палец, и я замолчала. Он отвернулся и замер. Потом чуть двинулся вперед.

— Дим, ты что? — прошептала я.

Он покачал головой, прося помолчать. У меня вспотели ладони. В тишине мне снова послышался вой. И никакой это был не ветер. Так мог бы выть дикий зверь. Или, при некоторой фантазии, скрипеть друг о друга камни, что, пожалуй, реальнее, но от этого не лучше…

— Это пещерный волк, давнишний обитатель Системы, — прошептал Дима.

— Ах ты сволочь!

Дима засмеялся. Я хотела дать ему подзатыльник, но звук повторился. И теперь он был ближе. Что-то скрипнуло и покатился крупный камень, на этот раз совершенно точно.

Я взяла Диму за локоть и мягко потянула назад. Он поддался, и мы попятились. Мне казалось, что я слышу цоканье когтей по камню, и мне казалось, что оно приближается. Мы пошли быстрее и еще быстрее… из-под подошвы вылетел камень, и мы оба замерли. Я вцепилась в локоть Димы.

Оно завыло громко и близко. А потом побежало. Мы развернулись и побежали тоже.

Тут свет погас во второй раз.

Я споткнулась и упала. Дима налетел на меня и стал шарить в темноте, видимо, пытаясь помочь мне встать.

Неведомая тварь остановилась и снова завыла, тоскливо и пронизывающе до костей.

Я нашла димины руки и, стараясь не шуметь, встала с пола.

— Держись за стену, — еле слышно прошептал он и взялся за мое плечо. — Пошли.

Я могла только кивнуть в ответ. Хотя он, конечно не видел. Пальцы оперлись о шершавый камень и повели по нему линию. Ноги послушно зашагали за пальцами. Глаза беспомощно сверлили чернильный воздух впереди.

А позади цокали когти. Над ними серебрилось рычание.

Оно идет за нами, — хотела сказать я, но связки отказывались работать.

Я набрала в легкие воздух и обернулась, чтобы сказать это Диме, но не произнесла ни слова. Позади нас во мраке плавало два (глаза) огонька. Они видели, и дышали, и шагали.

Я здесь умру.

И тогда я вырвалась и побежала. Перчатки, кажется, порвались, и я стирала о камень пальцы в кровь. Я билась головой о потолок, ногами — о камни. Я запиналась, падала и поднималась снова. Где-то на задворках сознания я смутно слышала голос Димы, но перспектива нарушилась, и первый план полностью заняло мокрое дыхание. Мир перевернулся. То, что было дальше, стало ближе, то, что было внутри, оказалось снаружи. Например, мой пульс был где угодно вокруг меня, но только не во мне. А камни, о которые я постоянно билась, стали неотъемлемой частью меня.

Такова кара за обещанную сигарету?

Что-то ударилось мне в живот, и я упала. Мир вокруг меня глухо пульсировал, почти все тело превратилось в боль. Тьма и плывущие в ней огоньки приближались ко мне. Ничего не видя и не слыша, я точно знала, что вся Система в лице пещерного волка стоит надо мной, как до этого чувствовала присутствие Димы.

Но его существование было компактным и живым. А Система была огромная, не холодная и не теплая, не живая и не мертвая, неподвижная, но могущественная. Не знаю уж, подчинялась ли она законам физики или сама их задавала, но ее необъятное существование затягивало в себя, подминало под себя мое, маленькое и беззащитное.

Я с трудом поднялась на ноги, держась за плиту, на которую упала. Страх пропал. Где нет неизвестности, нет и страха. А что может быть определеннее смерти? Единственное, чего я хотела, — повернуться лицом к воплощению Системы.

Я покачнулась, и вокруг меня что-то зазвенело. Рука в поисках опоры опустилась во что-то рыхлое и влажное, а затем наткнулась на твердый предмет. Гладкий. Продолговатый. Идеально в ладони, большой палец сам лег на кнопку.

И нажал.

Раздался щелчок. В мутных глазах Аристарха отразилось пламя.

Я забыла, как дышать.

Кроме меня в гробнице повелителя пещер не было никого и ничего. Ни тьмы, ни волка, ни Димы. Только огонек плясал в моей руке.

Спохватившись, я разжала пальцы: газа в зажигалке было на самом дне.

 

Я отдала Аристарху сигарету. В обмен на зажигалку. Он даже “спасибо” не сказал, но я почему-то была уверена, что теперь он меня выведет к ребятам и невредимому Диме. Так что я щелкнула зажигалкой и отправилась по пути, которым меня вывели после “посвята”.

Пришлось экономить газ: зажигать огонь на секунду, запоминать ландшафат и идти максимально далеко, а затем повторять весь алгоритм сначала. Такая матричная картинка усложняла задачу. Кадры казались смутно знакомыми, но точно я сказать не могла. Все гроты так или иначе похожи друг на друга, так что чувство узнавания могло быть иллюзией. И чем дальше, тем хуже.

Скоро я окончательно убедилась, что потерялась. Но — слава Аристарху — как раз тогда откуда-то слева донесся музыкальный ритм. Я пошла на звук. Кроме ударных, появились гитара, голоса, одним словом — жизнь.

Я вышла к костру. Ну, то есть, конечно, к газовой горелке, вокруг которой сгрудилась компания спелестологов, орущая песни под гитару и какой-то этнический барабан. Увлекшись, они меня не замечали. А я стояла и смотрела. Почему-то их лица казались не такими, как у обычных людей. Их одежда была перемазана грязью, волосы спутаны, в ноты они почти не попадали, но что-то в них было. Какая-то искра…

— Доброго! — крикнула мне девушка напротив. У нее в руках был бубен.

Я кивнула. Ребята притихли. Те, что сидели ко мне спиной, обернулись. Я скользила взглядом по их лицам и молчала.

— Тебе куда, на выход? — поинтересовался парень с гитарой. — Заблудилась?

— Заблудилась, — отозвалась я. — Ребята, а у вас сигаретки не найдется? Сто лет не курила.

Парень передал кому-то гитару, пошарил в карманах, достал сигарету и зажигалку. Я затянулась, и только когда мои легкие заполнил дым, осознала, как сильно я замерзла и устала.

— Спасибо, — я отдала парню зажигалку и рассмеялась, когда он отдернул руку, случайно коснувшись моей. — Что, холодные, да?

Мне не ответили. Никто больше не пел и не играл, все как-то странно смотрели на меня.

— У нее нет фонарика, — констатировал кто-то.

Повисло напряжение. Некоторые даже отодвинулись подальше. На шее парня, давшего мне прикурить, заиграли жилы.

— Да ладно, ребят. Я, лично, никогда не слышал, чтобы Черный спелестолог был девчонкой! — парень преувеличенно рассмеялся и положил руку мне на плечо. От его прикосновения по спине прокатилась боль, и я вздрогнула. Он моментально убрал ладонь.

По компании прокатился неясный вздох.

— Эй, вы чего? — я подалась вперед, парень отшатнулся. Я представила, как выгляжу со стороны: вся одежда разодрана, лицо в грязи, фонарика нет, веду себя странно. — Да я не…

Парень инстинктивно выставил вперед руки, защищаясь. Вся ладонь была в крови. В крови с моего плеча. Да я вообще вся с ног до головы была в крови!

Позади раздался вой.

— Это просто ветер, — неуверенно сказала девушка с бубном.

Все повскакивали с мест и отпрянули к другой стене грота. Между нами оказалась горелка. Я не знала как себя вести.

И я знала, что это не ветер.

— Са-аша-а! — донеслось из прохода. А потом вой. А потом снова, ближе: — Са-аша-а!

Я попятилась.

Зацокали когти. Все быстрее и быстрее, и огромная черная туша набросилась на меня из темноты. Я упала на землю. Кричать сил уже не было. Зато визжала компания спелестологов. А я просто ждала, когда острые клыки волка вонзятся мне в глотку и разорвут ее, как уже разорвали Диму…

Но этого не произошло. Меня пристально обнюхивали и даже лизали, но, похоже, не для того, чтобы сожрать.

— Тоби! — окрикнул мужской голос. — Тоби, фу!

Черная туша исчезла. Вместо нее вырисовались лица: бородатое незнакомое и…

— Дима! Боже, Дима!

Я заплакала. Мы долго обнимались, и Дима нес какую-то удивительную чушь, будто никаких призраков не бывает, а бывают потерявшиеся испуганные собаки, которых берут с собой никчемные безответственные хозяева, хорошо еще, если не бешеные, а вообще на такие туши нужно надевать ошейник, а еще лучше вообще не спускать под землю, ну, что за бред!

А туша по имени Тоби, скуля, вырывалась из рук хозяина и лизала наши лица.

В конце концов я рассмеялась, и Дима тоже. К нам неуверенно присоединился хозяин Тоби, затем парень с гитарой, и девушка с бубном, и все несчастные втянутые в нашу историю ребята. Мы смеялись долго и вдохновенно, а под конец почти мучительно, выдавливая из себя остатки страха.

А Система слушала наш смех и улыбалась.