- Петрович, Александра Палыча не видал? – Марья Антоновна выросла несокрушимой скалой, уперев руки в бока, за спинами прожжённых доминошников.

Щуплый седой старичок медленно отложил кости и, откликаясь на зов, развернулся, сверля вездесущую активистку Дома Престарелых взглядом полным обожания.

- Как же не видел, Машенька. Его, строго кобеля, Крупская к себе увела. А ведь какой благородью прикидывалась?.. Чисто барышня из Смольного! Но, Сашка тоже хорош! – соигроки Петровича ответственно закивали, подтверждая слова своего визави.

Получивший одобрение дедок, хотел было продолжить разоблачение, но Марья Антоновна не дала раскрыть ему рта.

- Какая я тебе Машенька, морда твоя бесстыжая?! Совсем старости лет стыд растерял! Чем других осуждать - лучше бы бросил «козла забивать», а дорисовал плакат к восьмому марту, кот драный! – раскрасневшийся вид и нахмуренные змейки выщипанных бровей старосты второго блока не предвещали ничего хорошего.

Бывший седенький художник скуксился, сжался в комок и виновато посмотрел на отложенные костяшки.

- Да я…, это…, - Марья Антоновна ему нравилась, но вот этот надменный характер и начальственный взгляд… Хотя, может за это и нравилась?

Продолжить разговор он не успел. Предмет обожания, поддерживаемый крепкой сосновой тростью, величаво уплыл в сторону коридора, унося за собой запах духов «Ландыш серебристый».

- Мда…, хороша Маша – да не наша, - со знанием дела произнес Ефимыч, выкидывая дубль. – Рыба! Ну чё, мужики, рисовать пойдём или еще партию?

Тем временем, раздраженная известием Марья Антоновна семенила в сторону мужского крыла, то и дело, замедляя шаг. Её когда-то красивое лицо выражало крайнюю степень недовольства. Попадавшие на пути старички старались поскорей скрыться в своих скромных пенатах, дабы не раздражать всенародно избранное «начальство». Мало ли, чем аукнется? Лучше не нарываться, без дела.

Староста же была в полном раздрае чувств. Марью Антоновну душили обида и возмущение. Собственно дело было в любви. Старушке давно нравился Нестеров. И было за что! Интеллигент и красавец, по здешним меркам, да еще филолог, умевший говорить на французском и душевно читать Блока. Такой мужчина, после трёх неудачных браков старушки, казался верхом совершенства, достойным получить в последние спутницы королеву, а не какую-то там каргу-финтифлюшку.

«Вот же мымра старая! А еще тихоней прикидывалась! Увела, соколика, шалава!», - хотелось высказать раздражение вслух, но старушка крепилась. Привыкшая командовать, Марья Антоновна держалась с достоинством. Нужен был план, способный уничтожить коварную соперницу и вернуть внимание сердечной зазнобы.

Конечно у Надежды Константиновны, прозванной за известное сочетание имени и фамилии – «Крупской», шансы тоже были немалые, но староста была не из тех людей, что сдаются легко. Пусть соперница была моложе на пять лет, ходила без палки и, даже, когда-то была балериной, у Марьи Антоновны было существенное преимущество – сила духа.

«Убью, гадюку!» - подытожив мысль, старушка остановилась у двери комнаты изменщика, но врываться не стала. Для начала, нужно было разведать обстановку и получить неоспоримые улики, подтверждающие факт измены.

Воровато осмотревшись и убедившись, что коридор пуст, старушка осторожно припала ухом к двери, задерживая дыхание.

Первые подслушанные слова заставили покраснеть Марью Антоновну до корней седых волос.

- … да, вот так, Александр Павлович, сожмите крепче и двигайтесь, потихоньку. Держите?

- Да, держу, Надежда Константиновна. Мне не совсем удобно, все-таки возраст…

- Помилуйте, какой там возраст? Вы ещё мужчина хоть куда!

- Вы мне льстите, Надежда Константиновна. Вот если бы скинуть лет тридцать…

- Не прибедняйтесь, Александр Павлович. Вы ещё молодым фору дадите. Ну же, обнимите меня крепче и начнём.

- Так?

- Да. Двигайтесь увереннее. Не бойтесь, я не рассыплюсь.

- Я стараюсь, Надежда Константиновна, но годы уже не те. Сбиваюсь и одышка…

- А вы не торопись и с напором, с напором. Вот так, да. Хорошо. Мне нравиться.

- И мне. А если попробовать боком?

- Да вы шалун, Александр Павлович. Давайте. На счет «три».

- Три! Есть еще порох в пороховницах!

- Не торопись!.. И нога, нога… Вам же так не удобно. Перехватите меня за талию. Как сердце?

- А вместо сердца – пламенный мотор! Вы просто кудесница, Надежда Константиновна. Давайте чуть быстрее. Думаю, у меня получиться…

За дверью усилились шорохи и звуки движения, заставившие ошалевшую и растерянную старушку стыдливо прикрыть ладонью рот.

«Господи, да что же это?.. Да, как же так?.. Совсем с ума по сходили, бесстыжие! А все она, шалава!!! А ведь ему нельзя, у него гипертония!..», - терпеть более произвол не было сил. Нужно было спасать Александра Павловича из лап распоясавшейся куртизанки, пока не поздно.

Преодолевая стыд и смущение, Марья Антоновна стремительной валькирией ворвалась в гнездо разврата, в желании пресечь и покарать, но остановилась на пороге, удивленно хлопая глазами на замершую в танцевальной стойке пару.

- Марья Антоновна?.. – на появление старушки, филолог как-то смутился, опуская руки и разрывая связь с партнершей. – А мы тут танго на восьмое марта разучивали. Хотел вас удивить. Вот, просил Надежду Константиновну помочь. Пропал сюрприз….

- Танго?.. – неудавшаяся воительница всхлипнула, охнула и, покраснев ещё сильнее, с небывалой прытью метнулась из комнаты, позабыв про трость и зажатый в руке валидол.