Определенно, этот горестный вой, скорбный и бессильный, ничуть не был похож на плач ребенка, но все-таки плакал ребенок, девочка. Перепуганный мальчик не решался шагнуть к Анне – казалось, она вот-вот задохнется и умрёт, и что тогда делать Артёму?..

 

– У-у-у-ходь-ходи! – преодолевая спазмы, повторяла Анна.

 

- Моя мама тоже ушла от папы, но я приехал к ней и смог уговорить вернуться, - он подошел к двери, но его остановил резкий и вполне четкий окрик:

 

- Подожди!

 

Мальчик повернулся, но руку с дверной ручки не убрал.

 

- Как ты это сделал?

- Мама думала, что папа ее больше не любит, и поэтому она имеет право уйти, а я объяснил ей, что она ошибается.

- Но у меня папа уходит от нас с мамой.

 

- Папу убедить намного легче. Женщины - они красивые и любить никогда не перестают, но им нужно обязательно знать, что и их любят.

 

Анна зашмыгала носом, и Артём смущенно протянул ей изумительной белизны платочек.

 

- А моего папу ты бы смог убедить?

 

- Конечно! Я бы тебе мог подсказать, что говорить. Вообще, если искренне хочешь помочь человеку, слова находятся сами собой, я в этом убеждался сто раз. Только звонить, наверное, уже поздно.

 

- Мы не будем звонить, да и телефона у меня нет. Папа считает, что иногда полезно пожить без него. И я не смогу объяснить папе так же понятно, как ты.

- Но это просто.

- Нет, - отрезала Анна. – Мы вместе пойдем ко мне домой, как раз к утру доберемся.

- Если кто-нибудь узнает, что мы сбежали из лагеря, нам влетит!

- Так, надо взять куртки, еду и воду. Фонарик у меня есть, – сказала Анна не терпящим возражений тоном. - Пойдем через лес, я знаю дорогу. Я много раз была в походах с папой. Для меня это раз плюнуть.

 

Через полчаса они уже стояли за оградой лагеря: он в брюках и пиджаке, надетом на белую рубашку, она - в спортивном костюме и с рюкзаком.

 

Артем рассказывал всякую ерунду про то, как они с мамой пекли печенье, делали супертройные бутерброды, варили разноцветные супы, пытаясь отвлечься от одолевающего его страха. Они перешагивали через бревна и канавы, продирались через кусты, снимали с физиономий липкую паутину. Сверху на них строго глядел неприветливый месяц. Шорохи и крики ночных птиц – язык, на котором разговаривал лес - пугали. Поэтому они шли совсем рядом, иногда как бы случайно Артём касался руки спутницы и, замирая, смотрел, не заметила ли она.

 

Через час Анна, остановившись, вытерла мокрый лоб, скептически глянула на Артёма и передала рюкзак ему.

 

- На, тебе полезно грузы носить как будущему солдату.

 

- Да я вообще-то не люблю воевать, мама называет меня в шутку пацифистом. Я хочу после школы поваром стать, мы с мамой недавно такую штуку изобрели, когда блины готовили - сначала в тесто добавили яблок, пожарили несколько штук яблочных блинов, потом добавили морковки, потом - бананы, всё разумеется, через терку, потом я предложил добавить...

 

- Боже, какой же ты маменькин сыночек, - не сдержалась Анна. - Вот меня папа на ветеранские сборы берёт каждый год, я стреляла из пистолета, а на даче у меня есть пневматическое ружье!

 

- А мы с мамой, один раз на балконе вырастили сами салат...

 

- Слушай, - перебила его Анна. - Мне надо кое-куда. Жди здесь.

 

Артем устало скинул рюкзак, показательно отвернулся, поднял голову и уставился на звездное небо, проглядывающее между кронами деревьев.

 

Высветив фонариком тропинку, Анна двинулась в лес, и через пару минут оттуда раздался треск ломающихся веток и крик.

 

Артем встрепенулся и побежал туда, в темноту.

 

Там, за деревом, как пасть огромного чудовища, зияла яма со свисающими вниз древесными корнями, а на дне лежала, скрючившись от боли и держась руками за колено, его подруга. Артём глянул вниз и что-то сказал, но она не расслышала – так сильна была боль. А потом мальчик исчез, и Анна осталась совсем одна.

 

«Бросил меня так же как мой папа бросил маму».

 

Она оглядела липкое от крови колено, вытащила из кармана платок Артёма, приложила к ране, и слезы потекли опять. «Я ведь папу люблю, он так сильно расстроится, и мама, наверное...»

 

Неожиданно наверху зашевелилось что-то горбатое, живое, страшное, оно прыгнуло вниз и, к ужасу девочки, сбросило горб.

 

- А-а-а-а! Кажется, я сломал ногти!

- Артём это ты?

- Да, мне кажется, я и ноги сломал!

- А я думала, ты меня бросил!

- Что ты, я бегал за рюкзаком, там ведь еда. Я же крикнул - жди. Я бы ни за что тебя не бросил. Ты так похожа на мою маму, а ее никогда не брошу, даже если нужно будет умереть...

 

Их нашли под утро, замерзших и испуганных. Вопреки ожиданиям Артёма, вожатые наказывать никого не стали, решив, что дети и без того намучились. Однако Анну папа всё же выпорол. Не за то, что ушла из лагеря, или плакала, и не за разбитое колено - а за то, что не хватило ума вылезти по корням из ямы.

 

А ещё - за вранье.