Точка невозврата

Тишина пела… Её нарушал разве что назойливый шершень воспоминаний о вчерашнем разговоре с сыном. Ему совершенно не хочется ничего добиваться. Плохие родители с говорящей фамилией Лошадовы всё уже сделали - тянули телегу с конским усердием, он - не хочет ничего тянуть. У Ольги после офисной нервотрепки был целый огромный вечер, чтобы решить все вопросы по дому и удовлетворить все требования членов семьи. А сейчас она, распятая, пила кофе в безлюдном кафе и думала, почему у нее болят не только все мышцы тела, но также какие-то несуществующие мышцы мозга.
 
Измученными пальцами дотянулась до телефона, лениво залезла в Фейсбук. Первой появилась фотография какой-то огромной деревенской тетки - слишком было много на ней всего: невероятной величины раздутые выцветшие шаровары, какой-то бесконечный платок, натянутый по самые брови, кошмарная длинная кофта, а сверху еще и жилетка. Женщина, улыбаясь, протягивала в камеру чай, всем своим видом демонстрируя невероятный кайф. “Откуда у меня такие друзья?” - вяло щелкнуло в Олином мозгу. Нуртен? Мозг попытался включиться в работу, заводясь медленно, рывками, как старый трактор. Итогом этой мучительной судороги стала выданная им картинка юной девицы из турецкой деревни - родственницы мужа. “Наверное, её мама”. Еще одно усилие мозга и в качестве протеста - мутная картинка мамы Нуртен. “Не она!”. Ольга спорила с собственными воспоминаниями, привлекая на помощь логику.
 
С Нуртен они виделись лет 8 назад. Это была очень светлая юная девочка, веселая и счастливая, влюбленная в книги, рассуждающая разумно и свежо. Они тогда семьей ездили навещать родственников и наслаждались деревенским бытом, простотой и приветливостью жителей. В тот визит Ольгу утомило только её собственное неумение вести беседы на темы об урожае, здоровье, детях. Муж справлялся куда лучше. Нуртен была находкой тех дней - Олиным выдохом. Она тоже говорила об урожае, новой корове, купленной папой, но как-то шире и интереснее, с волнующими и впечатляющими деталями.
 
Снова посмотрела на фотографию и посмеялась над собой. За 8 лет никто бы не смог так измениться и прибавить к возрасту вне всех законов времени хороших лет 20-30. Наверное, какая-то родственница.
 
Вспомнилось несравненное:
- Оля абла, а возьмите меня с собой в Стамбул!
- Поехали, только нужно договориться с родителями.
 
Никто не высказался против, хотя порыв был задут, как свеча, фразой: “Че спешить-то!”. Буквально через день после этого разговора Ольга с супругом умчались из тихого турецкого прованса в свою суету сует. Оля еще пару раз бросила Нуртен сообщение “Когда ждать?”, через месяц позвонила. Внятного ответа не последовало. Еще через пару лет искали “свою” сотрудницу на ассистентскую должность в офис, вспомнилась светлая Нуртен. В ответ на звонок в телефоне кто-то совершенно ненуртеновским голосом говорил что-то ненуртеновски странное о женитьбе, женихе, папином и её выборе. Оля тогда совершенно ошарашенно решила, что это какой-то переходный возраст, и вскоре эта история стерлась из памяти новыми эмоциями.
 
Палец полз по стене Нуртен. Ольга наблюдала какое-то странное превращение незнакомой, но очень типичной жительницы среднего возраста турецкой деревни в нетипичную юную смышленую деревенскую красотку. Хотелось найти ту точку невозврата, после которой все эти изменения начались. Наверное, ею была свадьба. Оля безустанно спускалась по стене вниз. Сперва с фотографий исчезла жилетка, потом бесформенные шаровары обрели какое-то подобие формы, растянутая кофта начала приобретать облик блузы, платок из серого тряпочного двинулся в сторону цветастого синтетического. Объемы самой Нуртен уменьшались и уменьшались, и скоро Ольга уже четко узнавала острый носик, яркие глаза. Вместе с тем на фото уменьшался и ребенок.
 
В целом, кроме превращения не Нуртен в Нуртен на фото не было совершенно ничего примечательного. Чаще всего встречался чай, женские посиделки, пару раз мужская спина - видимо, муж. Все! И вот, наконец, свадьба. Похоже, самое яркое событие стены, а значит, и жизни “не Олиной" Нуртен. Белое платье - всё в каких-то невероятно мерцающих стразах. Оно, будто, было призвано мерцать так ярко, чтобы сразу отмерцаться за все предстоящую тусклую жизнь. Когда Ольга познакомилась с Нуртен, та не покрывала голову. Её мама тоже не была женщиной закрытой. Впрочем, Ольга никогда не была противницей покрытых голов. Её куда больше огорчали те шоры, которые появлялись вместе платком, её раздражало, когда покрывали платком не голову, а сам мозг. “Если бы Аллах хотел, чтобы вы не использовали мозг, он бы просто вам его не дал”, - возмущалась она,- “Коран, как и Библия, начинается с призыва к чтению, подчеркивает важность книги и слова! А значит образования!”
 
Вдруг Ольга на секунду застыла. Новым шершнем загудела в голове неожиданная мысль. “Она, эта Нуртен, улыбается широко, счастливо и искренне на всех фотографиях!” - Оля с надвигающимся ужасом перешла на свою страничку и увидела печальную картину своей жизни. Ольга Лошадова - загнанная лошадь мегаполиса, успешная и вполне себе эффектная женщина - улыбалась на фото натянуто, раза… три. Улыбка мало была похожа на искреннюю улыбку Нуртен. Скорее какая-то вымученная гримаса. “Я просто не люблю как я выгляжу на фото, когда улыбаюсь! Тогда напомни, когда ты искренне улыбалась без фото… Да вот, как же, ну совсем вот недавно”, - упрямилась Ольга, но мозг не спешил подкрепить это утверждение ни одной убедительной картинкой…