"Нет ничего благороднее, чем поставить другого впереди себя.

Тот, кто позволил вам обвести себя вокруг пальца, узнал вам настоящую цену.

Молитвами поля не вспашешь, хвалами Господу урожай не пожнешь.

 

Пусть Жрецы, что служат Ворону утренней Зари, больше не проклинают сынов радости своими хриплыми голосами, прибегая к ядовито черным словам. Пусть его приемные братья – каковых, будучи сам тираном, он называет свободными – больше не устанавливают границ и не воздвигают крыш над головой. И пусть лицемерное церковное распутство не именует пассивное вожделение целомудрием! Ибо все, что живо, Священно."

 

В.Блейк "Бракосочетание Ада и Рая"

 

 

Жили были муж да жена. Муж был скупец, каких ещё не видàли, и, полагая, что он есть благочестивый муж, и что жене при этом денег при себе иметь нельзя, но раз в неделю давал ей всё ж серебряный, когда нужно было идти в церковь подавать, чтобы, как благочестивый, сделку с совестью по чести совершать, да и тем самым откупиться от гнева Божьего, ну и людЯм, конечно, показать, де что жена-то у меня да не в обиде: вон, cеребряный кладёт! 

 

Вот они по воскресеньям проходили в конце службы овечьей вереницей мимо "алтаря" (алтарь - это священная копилка), и каждый клал монету (кто какую), и улыбались священникам и ближним сёстрам-братьям христианской улыбкой, притворяясь невинными. А священники, в свою очередь, притворяясь святыми, тоже улыбались, но никогда не забывали заглянуть в два, в один, а то и вполглаза прихожанину не только в душу, но и в руки, и никогда не забывали, кто сколько пòдал.

 

Лиза в одно прекрасное воскресное утро, проходя вот так вот мимо священной копилки, удумала да не подать (что было-то по сути и обязательно только в добровольно-принудительном порядке), да и зажала в кулачке серебряный и так, не поднимая глаз, хотела вот пройти. Мимо. Да муженёк её, добродетель, враз смекнул и проследил: обернулся и пройти ей нé дал - одним только своим видом притворился гневным божьим ангелом, да так, что все вокруг враз и cмекнули что и как!

 

Бедная Лиза почти не дыша, но задыхаясь, оплёванная мужем, осужденная прихожанами, презренная священниками, разжала кулачок и положила серебро в копилку. В ту самую минуту оно, казалось, зазвенело в её ушах пуще колокольного звона (по ком звонит колокол!). При виде этого муж враз пришёл в себя, притворился снова благочестивой овечкой, и все пошли на выход, как ни в чём и не бывало. Не сомневаясь в себе в том, а вор-то кто.