Дымчато-серая ливневая завеса пробирается в душу тонкими, прозрачными пальцами пустоты. Пронзает насквозь - будто впивается в самое сердце и жалит нервной какофонией дождя, нескончаемыми стенаниями потерявшегося в пространстве ветра, печальными мелодиями безымянного маэстро...

 

Ей холодно. Она не прячется от невесомых, почти стеклянных капель потрескавшегося неба, не кутается в лёгкое, не по сезону надетое пальто, не сжимается, силясь сохранить хотя бы сгусток тепла... Холод пробирает её изнутри, оттуда, где она хранит самое сокровенное, где ещё находит себя, теряя всё, что когда-то было дорого. Вокруг безлюдно и пусто, но ей вдруг чудится, будто бледно-синяя полоса горизонта занимается огнём. Так, рваными клочьями, горят осколки воспоминаний, так тлеют почерневшие, умирающие солнца - и так, нестройно и асимметрично, теперь тонет в пламени её жизнь.

 

Редкие всполохи привидевшегося огня озаряют закатный путь исчезнувшего в тучах света. Где-то мерно скрипят стрелки старых часов, где-то тихо играет виолончель, раздаётся смех... Ей холодно; ненавистная, жуткая пустота заставляет срываться с места - и бежать, бежать босиком, не чувствуя вонзающихся в ступни осколков боли, задыхаться, оступаться, беззвучно кричать, подниматься и падать вновь... Ливень уничтожает её, и она тщетно противится ему, обращаясь дрожащей тенью, расползаясь шлейфом одиночества.

 

... Она поднимает голову, вырывая боль вместе с сердцем, чтобы идти дальше.

 

Так становятся бездушными.